Конец главы
Шрифт:
– Можешь ты мне честно сказать, что у тебя за чувство к нему?
– Скажу, когда сама разберусь.
– Тебе надо поесть, дорогая.
– Да, я проголодалась. Я вылезу здесь, на Оксфорд-стрит. Когда ты приедешь с вещами, я уже приведу квартиру в порядок. Меня так клонит в сон, что я, кажется, проспала бы целые сутки, хотя, наверно, и глаз не сомкну. Если вздумаешь разводиться, Динни, не опротестовывай иск, иначе будешь потом думать, что отвечала на суде не так, как надо.
Динни сжала сестре локоть и велела шоферу ехать на Саут-сквер.
XXXIV
После боя дышится еще тяжелей, чем во время него. Вы упорно думаете
"Кингсон, Кэткот и Форсайт.
Олд Джуэри.
17 мая 1932.
Дорогая мисс Черрел,
Спешу сообщить Вам, что нам удалось устроить так, что судебные издержки не лягут ни на Вашу сестру, ни на мистера Крума. Буду признателен, если вы возьмете на себя труд успокоить их обоих и Вашего отца на этот счет.
Примите уверения в моей искренней преданности Вам, дорогая мисс Черрел.
Ваш Роджер Форсайт".
Это письмо, прибывшее теплым погожим утром, когда в воздухе разносился шум косилки и аромат травы, заинтриговало девушку, хотя Динни терпеть не могла этого слова. Она отошла от окна и объявила:
– Папа, адвокаты сообщают, чтобы мы не волновались насчет судебных издержек. Они все уладили.
– Как!
– Они об этом не пишут, но просят успокоить тебя.
– Не понимаю юристов, - буркнул генерал.
– Но раз они так говорят, значит, все в порядке. Очень рад, - я ведь и в самом деле беспокоился.
– Еще бы, дорогой! Налить кофе?
Но Динни все же не перестала доискиваться смысла этого загадочного письма. Может быть, Джерри Корвен сделал какой-то промах, благодаря которому защита вынудила его пойти на соглашение? Кроме того, существует лицо, именуемое "королевским проктором" и наделенное правом кассировать постановление суда. Или здесь что-нибудь другое?
Первой мыслью Динни было поехать к Тони Круму, но девушка отказалась от нее из боязни, что он начнет задавать вопросы, и вместо этого написала ему и Клер. Однако чем больше она вдумывалась в письмо поверенного, тем больше убеждалась, что должна увидеться с "очень молодым" Роджером. Что-то в глубине души не давало ей покоя. Поэтому она условилась с адвокатом, что тот встретится с ней в кафе около Британского музея по пути домой из Сити, и прямо с поезда отправилась туда. Кафе было стильное, явно претендовавшее, насколько это возможно в здании времен Регентства, на сходство с теми кофейнями, в которых когда-то бывали Босуэл и Джонсон. Пол в нем, правда, песком не посыпали, но выглядел он так, как будто был им посыпан. Длинных глиняных трубок посетителю не предлагалось, но к его услугам имелись длинные мундштуки из папье-маше. Мебель была деревянная, освещение слабое. Поскольку выяснить, какое платье носила в те времена прислуга, не удалось, одежда официантов была цвета морской воды. На стенах, отделанных панелями с Тоттенхем-корд-род, были развешаны виды старинных постоялых дворов. Немногочисленные посетители пили чай и курили сигареты. Ни один из них не прибегал к длинному мундштуку. Почти сразу вслед за Динни,
– Китайский или индийский?
– спросила Динни.
– То же, что и вы.
– Тогда, пожалуйста, две чашки кофе со сдобными булочками.
– Сдобные булочки! Да это же настоящий пир! Смотрите, какие старинные медные грелки, мисс Черрел. Интересно, продаются они или нет?
– Вы коллекционер?
– От случая к случаю. Нет смысла жить в доме времен королевы Анны, если не можешь хоть немного его украсить.
– А ваша жена это одобряет?
– Нет, ей по душе только модные новшества, бридж и гольф. А у меня руки сами прилипают к старинному серебру.
– У меня тоже, - отозвалась Динни.
– Ваше письмо принесло нам всем большое облегчение. Неужели никому из нас в самом деле не нужно платить?
– Да, в самом деле.
Девушка обдумала следующий вопрос, поглядывая на "очень молодого" Роджера сквозь приспущенные ресницы. При всех своих эстетических устремлениях он казался ей на редкость практичным.
– Скажите по секрету, мистер Форсайт, как вам удалось все устроить?
Не причастен ли к этому мой зять?
"Очень молодой" Роджер положил руку на сердце:
– "Язык Форсайта - клад его", смотри "Мармион". Но вам нечего беспокоиться.
– Не могу быть спокойной, пока не узнаю, что он не приложил к этому руку.
– Тогда все в порядке. Корвен тут ни при чем.
Динни молча съела булочку, потом завела разговор о старинном серебре. "Очень молодой" Роджер разразился целой лекцией о различных его марках и обещал сделать из девушки знатока, если она когда-нибудь соберется и проведет у него конец недели.
Расстались они сердечно, и Динни поехала к дяде Эдриену, хотя в глубине души продолжала испытывать какую-то неловкость. В последние дни стало тепло, и деревья оделись пышной листвой. В сквере на площади, где квартировал Эдриен, было так тихо и зелено, словно там прогуливались не люди, а духи. Дома у дяди никого не оказалось.
– Но мистер Черрел обязательно будет к шести, мисс, - уверила девушку горничная.
Динни ждала Эдриена в маленькой комнатке с панелями, полной книг, трубок, фотографий Дианы и обоих детей Ферза. Старый колли составил ей компанию, и девушка сидела, прислушиваясь к шуму лондонских улиц, врывавшемуся сюда через открытое окно. Когда вошел Эдриен, она почесывала собаку за ушами.
– Ну, Динни, вот все и кончилось. Надеюсь, теперь тебе полегче?
Динни протянула ему письмо:
– Мне известно, что Джерри Корвен тут ни при чем. Но вы ведь знаете Юстейса Дорнфорда! Я хочу, чтобы вы потихоньку выпытали у него, не он ли уплатил издержки.
Эдриен пощипал бородку:
– Вряд ли он скажет.
– Кто-то же их уплатил, а кроме него - больше некому. Самой мне идти к нему не хочется.
Эдриен пристально поглядел на племянницу. Лицо у него было серьезное и задумчивое.
– Задача нелегкая, Динни, но я попытаюсь. А что же будет с нашей парочкой?
– Не знаю. Они тоже. Никто не знает.
– Как восприняли процесс твои родители?
– Ужасно рады, что все наконец позади. Теперь это больше их не интересует. Дядя, милый, сообщите мне поскорее, если что-нибудь узнаете, хорошо?