Конец игры
Шрифт:
Сэм психанул. Подходящие к случаю, но не слишком благозвучные слова вылетели сами.
– Извини, - растерянно пробормотал парнишка.
– Да засунь ты свои извинения… - прорычал Сэм.
Недотепа никак не отреагировал, только верхняя губа его криво вздернулась, и мимика напомнила Сэму какого-то зверька.
Точно, дебил. Даже выругаться в ответ не может, не то, чтобы догнать и отвесить подзатыльника тому, кто младше и слабее его. Похоже, тот ещё хлюпик!
Сэм сделал несколько шагов в сторону, торопливо обернулся и показал парню средний палец, не заботясь
Дома он привычно бросил свою куртку на стул в холле. Отец, конечно, начнёт орать, что сын снова развел срач и что его руки не отсохнут, если убирать одежду на место. Да и фиг с ним! Правда уже вечером Сэму пришлось резко изменить своё мнение: и по поводу того, куда девать куртку, и по поводу «фиг с ним».
Развалившись на кровати, Сэм тренировал интуицию, пытаясь не глядя угадать масть и достоинство случайной карты из колоды. Пока ничего не получалось, только один раз с мастью повезло. Именно повезло!
Мальчишка раздражённо пыхтел, отшвыривая карту за картой, и тут снизу донёсся вопль отца:
– Сэм! Ну-ка быстро иди сюда!
Начинается! Папаша наткнулся на разбросанные вещи, и теперь будет распаляться по мелочам, словно из-за подобной ерунды дом вот-вот развалится на части, никак не меньше.
Вздохнув, Сэм нехотя поднялся с кровати, неторопливо добрел до дверей комнаты и вышел к лестнице, ведущей на первый этаж.
– Ну чё ещё?
Отец держал возле уха мобильник. На лице раздражение, багровые пятна на щеках и вздувшиеся сосуды на шее.
Сэм настороженно замер. Как-то слишком для не убранной на место куртки. А отец, ещё пару раз недовольно прорычав в телефон, отбросил трубку и опять уставился на сына:
– Я кому сказал? Быстро иди сюда!
Наверное, гораздо лучше было бы отступить, запереться в комнате, а пока отец ломится в дверь, вылезти в окно на крышу веранды, спуститься вниз по решётке, плотно обвитой диким виноградом, и бежать. Неважно куда, главное – как можно дальше. Если бы с интуицией у Сэма к тому времени всё было в порядке. Хотя…
И она бы не помогла. А, может, как раз наоборот – подвела, прорезалась, когда не надо? Но вместо разумных мыслей привела за собой волну неуправляемого страха, накрывшую мгновенно, с головой. До трепета в едва не подогнувшихся коленках. До липких ручейков пота вдоль позвоночника.
– Папа, - пробормотал Сэм, с трудом ворочая языком.
– Сюда, сказал, - повторил отец сквозь стиснутые зубы. Уже не столь громко, но пробрало до дрожи.
Сэм вцепился в перила и послушно шагнул вниз, не в силах оторвать взгляда от перекошенного злобой отцовского лица.
– Ты был сегодня в школе?
Сердце Сэма провалилось в желудок, в горле моментально пересохло, но он всё-таки пролепетал:
– Да. Ты же сам меня отвозил.
– Как же тогда получилось, что никто тебя там не видел?
– Не знаю. Я был.
– Где? – проорал отец. Так громко, что у Сэма заложило уши.
Или это не от крика?
– В школе.
Отец опять заорал, но Сэм уже не слышал слов, только видел широко открывающийся рот. В голове звенело, а отец всё орал и орал,
И снова широко раскрывающийся рот. Возле самого лица. А потом – чёрная, местами облупившаяся, кожа бумажника и побелевшие от усилий костяшки сжимающих его пальцев.
– Это что, я спрашиваю! – прорвалось сквозь заложенность в ушах. – Как мой бумажник оказался в твоём кармане?
– Я… не знаю, - отрывисто выдохнул Сэм. – Я не брал, - произнёс он тихо и вдруг, не удержавшись, истошно заверещал: - Я не брал! Это не я!
– Ах ты, ублюдок! – Мистер Адлер ухватил сына одной рукой, а второй, отбросив бумажник и загнув подол майки, принялся расстегивать брючный ремень. – Я тебе покажу, как воровать! Как делать из отца дурака!
Сэм судорожно наблюдал за резкими движениями пальцев, за игрой бликов на широкой металлической пряжке. Медная бляшка мелькнула в воздухе, вытащенный из петель ремень изогнулся по-змеиному, едва не коснувшись мальчишеской щеки. Сэм снова вздрогнул и как не в себе заверещал:
– Папочка! Не надо! Пожалуйста, папочка!
Но отец сгрёб его в охапку, бросил на диван и, широко размахнувшись, хлестнул ремнём поперёк тощей спины, открывшейся под съехавшей рубашкой.
4
Эмберли
Она приходила в школу раньше всех. Ей нравились пустые коридоры, закрытые двери и гулкое эхо. Пару лет назад Эмберли поймала особый кайф от всего этого. Нормально. Ведь кто-то тащится от перекура в туалете, кто-то от молоденькой учительницы, от косячка на троих за углом школы, а она – от подобного одиночества.
Можно было легко представить, что настал апокалипсис – уродливый городишко провалился под землю, и никто не выжил, кроме Эмберли.
Пожалуй, жаль было бы только Дерека. Классный он парень, хотя понятно, что всё безнадёжно – где он, а где она. Они на двух разных полюсах! У него крутая тачка, папочка-писатель и мамаша, главное занятие которой состоит в продвижении здорового образа жизни и воспитании четырех отпрысков. Дерек – самый старший, и от материнской опеки старательно отлынивает.
– Привет, – долетело до Эмберли, разрушая стоящую перед глазами картину. Или, скорее, портрет, который представлялся как-то уж чересчур легко и непростительно часто.
Это Ребекка - тоже выпускница. Открыла свой шкафчик, достала учебники, а после хлопнула дверцей и ушла, оставив ключ в замке. Брелок в виде черепа мерно позвякивал в такт стихающим шагам.
Ребекка не раздражала Эмберли, хотя явно была зациклена на черном и потустороннем, возможно еще и салемским ведьмам поклонялась. Но у нее имелся свой стиль, пусть и размазанный по подошвам высокомерных одноклассников, но стиль. Остальным, разумеется, не нравилось, когда кто-то выделялся из общей толпы, уходил от принятого стандарта со шмотками по последней моде, гаджетами, тусовками и каждодневными фоточками в Инстаграме.