Конец игры
Шрифт:
— Понял. Вы просто уверены, что я убил ее…
— Это говорите вы, — подчеркнул капитан.
— Я не собираюсь вас разубеждать, но уж коли у нас такой откровенный разговор, я бы хотел выслушать ваше мнение об одном обстоятельстве, которое уже само по себе убедит любого в моей невиновности. До сих пор вы мне еще не объяснили причины, по которой я мог это сделать. Не думаете ли вы всерьез, что я был способен убить женщину, от которой ждал ребенка? — сказал Славик и в ту минуту, когда произносил эти слова, искренно, всей душой верил, что говорит правду. Никто, никто не может поверить, что он был способен на это.
Капитан с любопытством следил за Славиком, возбужденно жестикулировавшим,
— И впрямь, злополучный мотив, — усмехнулся капитан. — Признаюсь, это место — самое слабое звено в цепи, хотя… некоторое объяснение, видимо, можно найти. Одну мою гипотезу вы уже опровергли… знаете ли, что я думаю по этому поводу… да, аффект понятен, когда вы ее увидели пьяной, вы решили, что у нее был какой-то мужчина… кто знает, может, даже она сама вам сказала… после всего, что ей наговорил тот человек… никак не вспомню, как это называется, женская логика для меня всегда была загадкой, не удивился бы, если бы она вам это сама сказала… из мести или неведомо по какой другой причине, женщина, которая чувствует себя обманутой, и сверх того, еще захмелевшая, боже мой, что такая женщина только может выдумать… но беру свои слова обратно… я действительно убежден, что ни при каких обстоятельствах вы не смогли бы убить женщину, от которой ждете ребенка… это скорей… чисто гипотетически, если бы она вам сказала, что ребенок у нее от кого-то другого… при вашем самолюбии, нет, нет, извините… это все домыслы, поверьте, я лично против вас ничего не имею, напрасно вы убеждаете себя, что я отношусь к вам предвзято, возможно, вы мне и не поверите, но, право, мне вас жаль… я вовсе не подтруниваю над вами, вы сами побудили меня к этому, ведь вы хотели выслушать мои соображения по поводу мотива, не так ли? А я в самом деле не знаю… одно только, думается, могло привести вас в исступление — если она вам сказала, что ждет ребенка от кого-то другого…
— Однако она мне этого не сказала, — процедил Славик сквозь стиснутые зубы.
— В порядке. Не волнуйтесь, верю вам. Повторяю, мотив остается для меня загадкой. Откровенно говоря, только по этой причине я пока не передал ваше дело по инстанциям. Но оттягивать далее не могу. Придется это сделать… так сказать на основании вещественных доказательств. Пусть другие тоже помучаются, правда? В конце концов, мое дело… так сказать, собирать факты. А их у меня, слава богу, предостаточно. И убедительных.
— Не будьте смешным, прошу вас, — бросил Славик пренебрежительно и, хотя понимал, что вовсе не в его интересах раздражать капитана, продолжал все тем же провокационно вызывающим тоном: — Вы обнаружили у нее под ногтями мои волосы. И это вы называете убедительными доказательствами? Я вам уже объяснил, как это произошло… — Он почувствовал на себе пристальный взгляд матери; она едва заметно, неодобрительно покачала головой, словно предупреждала его: остановись, пока не поздно, но у него уже не было пути, по которому он мог бы вернуться вспять, и он заходил все дальше с удивительным, пьяняще болезненным чувством азартного шулера, который без устали завышает ставки и чем больше проигрывает и дольше играет, тем труднее ему встать из-за стола и кончить игру, хотя он и сознает свое неотвратимое фиаско: проигрыш и полное разоблачение. — Не будьте смешным, — повторил он. — Для опровержения ваших доказательств я обойдусь даже без адвоката. Боюсь, что ими вы не удивите мир.
— Вы о себе очень высокого мнения, вам не кажется? — отозвался капитан, чуть помедлив. — Поистине завидная самонадеянность. Ну что ж, волосы вы мне объяснили, — он выставил нижнюю губу и громко зачмокал. — Вероятно, сможете объяснить и эту малость. — Он вынул из папки
Прошло не менее минуты, пока Славик в полной мере осознал все значение слов капитана. У него свело мышцы на шее. Я просто не могла устоять перед ним, услышал он Гелену и почувствовал, как сильная дрожь сотрясла тело. Ты не представляешь себе, какой он был сладкий. И как долго; словно тело его было резонатором, который стал вибрировать от какого-то тайного источника энергии, скрытого где-то под пупком. По спинному мозгу поднимался жар и сосредоточивался вверху, в темени. Он тяжело оперся обеими руками о стол; из-под мышек стекали щекочущие, едкие струйки пота.
— Вам нечего сказать? — спросил капитан. — В таком случае, если позволите, я попробую сам все объяснить.
Он вдруг резко ударил ладонью по столу и повышенным голосом выпалил:
— Эта кровь туда попала тогда, когда вы стирали отпечатки своих пальцев с ручки ножа! — Впервые он потерял самообладание; его бледное лицо налилось кровью, на висках вздулись толстые, синие жилы. — Ну как, есть ли у вас наготове какая-нибудь новая версия? Или, может, у вас, пани Славикова?
Мать, выпрямившись, неподвижно сидела на стуле, судорожно сжимая в руках небольшую дамскую сумку.
— Пани Славикова, — обратился к ней капитан мягко, любезно. — Я понимаю, как вам тяжело, но посудите сами, ваша жертвенность никого не спасет. Не взваливайте на свои плечи бремя, которое вам не по силам. Мне было бы очень неприятно, если бы пришлось обвинить вас в соучастии.
Он внезапно переменил тон и, словно по писанному, отчеканил:
— Преступное действие пособничества: лишением свободы от трех месяцев до трех лет карается тот, кто содействует виновнику преступления сокрытием фактов, содержащих существенные обстоятельства, с целью дать ему возможность избежать уголовного преследования…
Мать уставилась в пустоту широко открытыми глазами, блестевшими лихорадочной, упрямой решимостью, казалось, она вообще ничего не слышит.
Капитан продолжал:
— Сокрытие преступного действия: лишением свободы сроком до пяти лет карается тот, кто умышленно и безотлагательно не извещает о совершении преступного действия…
Он замолчал.
Прошелся ладонью по закрытым глазам и минутой позже сказал тихо, с досадой:
— Я дал волю злобе. То, что я говорил, к вам не относится, пани Славикова. Это… так сказать… законное право матери… защищать сына.
Подпоручик смотрел на капитана, словно ждал от него продолжения, но тот устало сел за стол и кивнул, точно хотел сказать: сделайте это за меня.
Подпоручик растерянно проговорил:
— Товарищ капитан хотел сказать, что… гм… упомянутые параграфы не распространяются на того, кто нарушает их… — Он смущенно по-мальчишески покраснел, и на лице его отразилось упорное стремление найти наиболее точную формулировку. — То есть… кто нарушением их пытается защитить от опасности лицо, ему близкое… — Он облегченно вздохнул и торопливо сел на свое место.