Конец лета
Шрифт:
– Grazie Signore... Signora Duras [7] .
Консьерж в отеле «Хасслер» официально поклонился Шанталь и Марку. Они только что выписались из отеля, и Марк одарил консьержа более чем щедрыми чаевыми. У входа в отель их уже ждал автомобиль с водителем, чтобы отвезти в аэропорт, чемоданы были уже уложены в багажник.
– Ты уверена, что поступаешь правильно?
– Абсолютно уверена.
Однако решение Шанталь беспокоило Марка. Раньше она никогда не бывала такой упрямой. Но на этот раз Шанталь уперлась и заявила, что не собирается прятаться в Сан-Ремо или каком-то другом
7
Спасибо, синьор... синьора Дюра (ит.).
– И чем же конкретно ты собираешься заниматься в этот уик-энд?
В голосе Марка отчетливо слышались металлические нотки, но Шанталь спокойно встретила его взгляд. Водитель отъехал от тротуара, и автомобиль влился в поток транспорта.
– Зайду в свой офис. Не могу же я свалить всю работу на плечи Мари-Анж. Достаточно уже того, что мне приходится бросать все на нее всякий раз, когда я уезжаю с тобой. Раз уж у меня будет время, я вполне могу зайти и посмотреть, как идут дела.
– Твоя преданность работе очень похвальна, это что-то новенькое.
Марк очень редко говорил с Шанталь с сарказмом, но сейчас был именно тот случай.
– Нет, это вовсе не новость, просто ты редко бываешь рядом, когда это происходит. А что, по-твоему, я собиралась делать?
– Шанталь, я хорошо помню, что ты мне сказала вчера.
– Я сказала, что кое-кто попросил меня стать его женой. Я же не говорила, что приняла предложение.
– Это, конечно, большое утешение. Однако осмелюсь предположить, что он сделал тебе предложение не после парочки встреч за ленчем и одного совместного чаепития. Полагаю, вы довольно близко знакомы.
Шанталь не ответила, бесстрастно глядя в окно. Марк-Эдуард старался не подавать виду, что его это бесит. В конце концов, чего она от него ждет? Он не может проводить с ней больше времени, чем проводит сейчас, и сделать ей предложение он тоже не может. У него уже есть жена, Динна.
Шанталь ответила на удивление мягко:
– Не волнуйся из-за этого.
– Спасибо. – Марк вздохнул, взял ее за руку, и его плечи поникли. – Дорогая, я люблю тебя, пожалуйста, постарайся меня понять.
– Я и стараюсь. Даже больше, чем ты думаешь.
– Я понимаю, тебе трудно, но и мне нелегко. Хотя бы не устраивай соревнования между собой, Пилар и моей матерью. Это несправедливо. Я же должен с ними видеться.
– Может быть, это и так.
В голосе Шанталь неожиданно послышалась такая глубокая грусть, что Марк растерялся. Будь он менее рациональным человеком, он бы, наверное, послал к черту все разумные доводы и взял Шанталь с собой. Но Марк не мог так поступить.
– Дорогая, мне очень жаль. – Он мягко обнял ее за плечи и привлек к себе. Шанталь не сопротивлялась. – Я постараюсь что-нибудь придумать, хорошо?
Она молча кивнула, но по ее щеке скатилась одинокая слезника. В сердце Марка что-то дрогнуло.
– Меня не будет всего несколько дней, я вернусь в воскресенье вечером, и мы сможем пообедать у «Максима» до отъезда в Афины.
–
– В понедельник или во вторник.
Шанталь снова кивнула. Всю дорогу до аэропорта Марк крепко обнимал ее.
Динна открыла входную дверь, остановилась и прислушалась. Тихо, выходной Маргарет еще не кончился, и в доме никого не было. Динне не верилось, что она ушла из дома всего восемнадцать часов назад. Казалось, с тех пор прошли недели, месяцы, может, даже годы. Когда она закрывала за собой дверь, ее сердце бешено колотилось. В доме Бена было так тихо, так спокойно. Она приняла ванну и оделась. На балконе резвились две птички. Динна немного понаблюдала за ними, а затем стала убирать постель, слушая одну из записей, обнаруженных у Бена. Перед тем как уйти, она заглянула в кухню и взяла из большой корзины сливу. Динну не покидало ощущение, что это и ее дом тоже, не только Бена, что они живут здесь много лет. А теперь она снова оказалась в доме Марка, в доме месье и мадам Дюра. Динна посмотрела на фотографию в серебряной рамке, сделанную в их первое лето на мысе Антиб. Неужели это была она? Неужели это она, неестественно улыбаясь, стоит с бокалом белого вина в руке, пока Марк разговаривает с матерью, лицо которой скрыто огромной соломенной шляпой? Сейчас, глядя на этот снимок, Динна снова почувствовала ту же неловкость, что и тогда. Ей было неловко даже находиться в этой комнате. Она стояла в дверях бледно-зеленой шелковой гостиной с большим обюссонским ковром на полу и ловила себя на мысли, что ее бросает в дрожь от одного только взгляда на эту комнату. Но это ее дом, здесь ее место – здесь, а не в маленьком домике на холме, где она провела ночь с посторонним мужчиной. И как ее только угораздило?
Динна сняла босоножки, босиком вошла в холодную зеленую гостиную и осторожно присела на диван. Что она натворила? Она изменила Марку – впервые за восемнадцать лет брака, причем это казалось ей совершенно нормальным, даже естественным. Целую ночь она прожила с ощущением, будто она знать не знает никакого Марка, будто она замужем за Беном. Динна потянулась за другой фотографией в серебряной рамке – за снимком Пилар – и заметила, что ее рука дрожит. Пилар была сфотографирована в костюме для тенниса, этот снимок тоже был сделан на юге Франции. Глядя на фотографию застывшим взглядом, Динна словно впала в оцепенение, она даже не сразу услышала, что кто-то звонит в дверь. Только через несколько минут она поняла, что за дверью кто-то есть.
Динна вскочила и поставила фотографию Пилар на место. Пока она шла к двери, в ее голове лихорадочно проносились мысли: «Кто там? Кто узнал? Вдруг это Бен?» Сейчас она не была готова встретиться с Беном. То, что они сделали, – неправильно, такого не должно быть. Ей необходимо сказать ему об этом, остановить его, пока не поздно, пока ее правильная, упорядоченная жизнь не расползлась по швам, пока...
– Кто там?
– Посылка.
Динна неохотно открыла дверь и увидела мальчишку-посыльного.
– Но я ничего не заказывала...
И тут Динна поняла: это цветы, цветы от Бена. Ее первой мыслью было отказаться, отослать цветы обратно, сделать вид, будто того, что произошло этой ночью, не было и никогда не будет. Но она протянула руки, взяла сверток и внесла его в дом. В холле Динна прочла на приложенной к цветам карточке:
«Любимая, поторопись домой. Жду тебя в пять.
Люблю, Бен».
«Люблю, Бен». Динна перечитала карточку еще раз, и перед глазами все расплылось от слез.