Конец мая
Шрифт:
Наверняка, наблюдали за нами сотни, а то и тысячи лет.
Папа любил повторять, что не только мы всматриваемся в космос, но и он изучает нас. Думаю, мы переоценили себя, и в итоге – проиграли. Никто до сих пор не знает, откуда они явились.
Наши новейшие спутники не смогли засечь их корабли, гамма-телескопы оказались бесполезны.
Ну, или правительство проигнорировало опасность.
Родители часто жаловались, что экспертным группам урезают бюджет, и они работали на одном энтузиазме. Если бы я знала, что так все
Держу пари, папа должен был заметить НЛО, летящий на Землю.
Это ведь не соринка, не космический мусор, а самый настоящий инопланетный корабль.
Наверняка, он доложил об этом правительству, но долгие переговоры не дали результата, или что-то пошло не так.
Всегда что-то идет не так, когда вмешивается политика.
Институт космических исследований РАН был стерт с лица земли вместе с моим отцом. Когда я приехала, то нашла только пепелище и разрушенную до основания Москву.
На мои глаза наворачиваются жгучие слезы, хотя я давно перестала плакать.
С того момента, как поняла, что действительно осталась одна с рюкзаком, забитым любимыми вещами, в городе, который нам уже не принадлежал.
Мне пришлось бросить Приус, он отказывался ехать, преодолев 9172 километров дорог. На это ушло 1464 часа страха и 87840 минут ужаса в темном салоне автомобиля. Все это время, я пыталась приспособиться к новой «жизни».
Но воспоминания о тех, кого я потеряла, всегда вызывают нестерпимую боль.
В прошлом мире говорили, что время лечит и все пройдет.
Не проходит. Ты просто привыкаешь.
Захватчики использовали психотропное оружие против нас. В первые дни Вторжения, мы сами поубивали друг друга. Наша численность сократилась со ста сорока семи миллионов до несколько тысяч, а взрывы подчистили там, где не смогли мы.
И люди больше не могли оказать сопротивления.
Это был умный ход, доказывающий, что с интеллектом у них все в порядке.
Трупы были везде. В реках, в озерах, лежали в руинах. Я до сих пор помню этот сладковатый запах гниения. Мы были ослаблены. Сломлены. Напуганы. Инфекции поражали выживших, трупный яд отравил воду, вызывая новые смерти.
Но как я уже сказала, захватчики не были настолько глупы, чтобы портить экосистему. Они стали сжигать наши тела. Несколько месяцев в разных уголках страны горели гигантские костры.
Меня передергивает.
Нам остались только заброшенные канализационные шахты и лес.
Я жду темноты, захватчики не любят ночь, и предпочитают спать в своих уютных домах. Раньше я тоже не любила, но мне пришлось ко всему привыкать. Пришлось ломать себя на кусочки и собирать заново.
Теперь новая версия меня способна убивать.
Мне не нравится то, что я вижу, когда смотрю на себя в зеркало. Но я не знаю, смогу ли это изменить и мне становится страшно. Страшно, что я превратилась в чудовище, и боюсь, это уже не исправить.
Я так и не сомкнула глаз.
В последнее время, я не могу спать.
Как только солнце полностью садится, я убираю спальный мешок и достаю из рюкзака ломтик зачерствевшего хлеба и макаю его в открытую банку консервы. Это не помогает скрыть вкус плесени, но я упрямо жую и глотаю, потому что мне нужны силы.
С каждым месяцем достать еду становится все сложнее. На всех магазинах и складах стоит охрана. Окраины давно разграбили.
Может быть, прикинуться одной из них?!
Я нервно смеюсь.
Мне приходится выбираться на поверхность. Покидать свой безопасный бункер. Оставлять уютную комнату, заполненную привычными вещами. И искать себе еду. В основном, я охочусь. Но иногда, в заброшенных домах, на окраинах, я нахожу что-нибудь съедобное.
Какая-то тень мелькает среди деревьев. Я тут же вскидываю винтовку, и взвожу курок затвора. Мой опыт обращения с оружием вырос с уровня «новичок» до разряда «продвинутый».
Я могу вести стрельбу с опоры. По движущейся мишени. Стоя. Лежа.
Если бы я сейчас оказалась вместе с братом в том коридоре, я бы никогда его не бросила. Я бы уничтожила их всех до одного. Но я не могу изменить прошлого.
Беру рюкзак и вскидываю винтовку на плечо.
Пора.
Я прохожу большую водонапорную башню, когда-то она была ярко красного цвета, но сейчас превратилась просто в кусок ржавчины. Несколько лошадей спокойно пасутся на пастбище.
Может быть, пристрелить одну из них.
Я поднимаю ствол и смотрю в прицел. Луна дает мне достаточно света, чтобы попасть ей прямо между глаз. Она дергает ушами и настораживается. Почему-то я представляю себя на ее месте. Что это меня захватчики держат на мушке.
Колючие мурашки поднимаются по коже, и я сглатываю горечь.
Нет. Не могу.
Опускаю ружье, и иду дальше.
На самом деле, я уже начинаю жалеть, что поддалась слабости. Если так пойдет и дальше, я превращусь в психопатку. Таких тоже было полно после Вторжения. Религиозные фанатики остались до сих пор.
Не знаю, может быть, они пытаются изгнать захватчиков Библией?
Какой-то звук заставляет меня насторожиться. Дрожащей рукой убираю назад короткие волосы, и всматриваюсь в небо. Я вся холодею, когда вижу серую точку перехватчика, уверенно двигающегося в моем направлении.
Он меня заметил.
Почему я не подумала, что захватчики обитают не только в городе? У них были свои касты. Что-то вроде семьи. Я не хочу так думать, но за годы я в них достаточно поднаторотела. Работники живут, как люди и работают в «теплицах», это я их так называю. На самом деле, это какая-то инопланетная штука со сверкающим куполом, предполагаю, она поддерживает нужную температуру внутри.