Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки
Шрифт:
К моему удивлению, Гоулд затем погрузился в рассуждения о бесконечности и вечности.
— Это две вещи, которые мы не можем понять, — сказал он. — И тем не менее теория почти требует, чтобы мы имели с ними дело. Вероятно, это происходит потому, что мы не думаем о них правильно. Бесконечность — это парадокс внутри картезианского пространства, так? Когда мне было восемь-девять лет, я обычно говорил: «Вон там кирпичная стена». А что за кирпичной стеной? Но это картезианское пространство, и даже если пространство искривлено, вы не можете не думать, что находится за кривой, даже если это и не правильный ход мыслей. Может, все это
Гоулд сомневался, могли ли ученые в какой-либо дисциплине достичь окончательной теории, при условии их склонности классифицировать вещи в соответствии с предварительно обдуманными концепциями.
— Я на самом деле задумываюсь, не являются ли любые претензии на окончательную теорию просто отражением способа, которым мы составили о ней представление.
Возможно ли, при условии всех этих ограничений, что биология и даже наука в целом просто будут продолжаться до тех пор, пока могут, а затем придут к концу? Гоулд покачал головой.
— Люди думали, что наука идет к концу в 1900 году, а с тех пор мы получили тектонику плит, генетический базис жизни. Почему она остановится?
В любом случае, добавил Гоулд, наши теории скорее могут отражать наши собственные ограничения как искателей истины, а не истинную природу реальности. Прежде чем я смог ответить, Гоулд уже ушел дальше.
— Конечно, если эти границы истинные, то наука будет полной в рамках границ. Да, да. Это отличный аргумент. Я не думаю, что он правильный, но я могу понять его структуру.
Более того, в биологии все еще могут произойти великие концептуальные революции, доказывал Гоулд.
— Эволюция жизни на этой планете может оказаться очень маленькой частью самого феномена жизни.
Жизнь в других местах, рассуждал он, вполне может не соответствовать дарвиновским принципам, как верил Ричард Докинс; фактически обнаружение жизни вне Земли может поколебать утверждения Докинса, что Дарвин правит не только здесь, на маленькой Земле, но и во всем космосе.
— Значит, вы верите, что еще где-то во Вселенной существует жизнь? — спросил я.
— А вы нет? — сказал он.
Я ответил, что это вопрос спорный. Гоулд скривился в раздражении. Да, конечно, существование внеземной жизни является спорным вопросом, сказал он, но тем не менее можно заниматься обоснованными рассуждениями. Кажется, что здесь, на Земле, жизнь возникла довольно легко, поскольку самые старые камни, которые могут служить доказательством жизни, на самом деле их представляют. Более того, «огромность Вселенной и невероятность абсолютной уникальности любой ее части ведет к огромной вероятности, что везде есть какая-то жизнь. Но мы этого не знаем. Конечно, мы этого не знаем, и я понимаю, что философски непоследовательно заявлять противоположное».
Ключом к пониманию Гоулда может являться не его сомнительный марксизм, или либерализм, или антиавторитаризм, а страх потенциального закрытия его собственной области. Освободив эволюционную биологию от Дарвина — и от науки в целом, которая определяется как поиск универсальных законов, — он пытался сделать поиск знаний неокончательным, даже безграничным. Гоулд слишком сложен, чтобы отрицать, как это делают некоторые твердолобые релятивисты, что фундаментальные законы, открытые
Конечно, Гоулд представляет это более элегантно. Во время нашего интервью он отметил, что многие ученые не рассматривают историю, занимающуюся частностями и случайностями, как часть науки.
— Я думаю, что это ложная таксономия. История — это отличный тип науки.
Гоулд признал, что его веселит расплывчатость истории, ее сопротивление прямому анализу.
— Мне это нравится! Поэтому я в душе историк.
Трансформируя эволюционную биологию в историю — по сути, толковательную, ироническую дисциплину, подобную литературной критике, — Гоулд делает ее более понятной благодаря своим значительным риторическим способностям. Если история жизни — это бездонная шахта в основном разрозненных событий, то он может продолжать разрабатывать ее, один факт за другим, не боясь, что его усилия станут тривиальными или излишними. В то время как большинство ученых пытаются опознать сигнал, лежащий в основании природы, Гоулд привлекает внимание к шуму. Прерывистое равновесие на самом деле совсем не теория — это описание шума.
Великое пугало Гоулда — это отсутствие оригинальности. Дарвин предсказал основную концепцию прерывистого равновесия в «Происхождении видов»: «Многие виды, когда-то сформированные, никогда не подвергаются никаким изменениям… и периоды, во время которых виды проходили дальнейшие модификации, хотя и длинные, если измерять их годами, вероятно, были короткими в сравнении с периодами, во время которых они сохраняют ту же форму». Эрнст Майр, коллега Гоулда по Гарварду, предположил в сороковые годы, что виды могут появляться так быстро — через географическую изоляцию малых популяций, например, — что не оставят никаких переходных шагов в истории формирования вида.
Ричард Докинс не находит ценности в трудах Гоулда. Короче, дело в том, говорит Докинс, что видоизменение может иногда или даже часто происходить быстрыми взрывами. И что? «Важно то, что у вас идет постепенный отбор, даже если этот постепенный отбор сокращается до коротких периодов, примерно равных времени видоизменения, — прокомментировал Докинс. — Так что я не смотрю на это как на важный момент. Я рассматриваю это как интересную морщинку на неодарвинистской теории».
Докинс также невысоко оценивал настойчивость Гоулда в том, что не было неизбежности возникновения человека или любой другой формы интеллектуальной жизни на Земле.
— Я согласен с ним в этом! — сказал Докинс. — И я думаю, что и все остальные тоже! Это моя точка зрения! Он сражается с ветряными мельницами!
Жизнь была одноклеточной на протяжении почти трех миллиардов лет, отметил Докинс, и она вполне могла оставаться таковой еще три миллиарда лет, не давая многоклеточных организмов.
— Так что, конечно, нет никакой неизбежности.
Возможно ли, спросил я Докинса, что в конечном счете взгляд Гоулда на эволюционную биологию станет превалирующим? Докинс предположил, что фундаментальные вопросы биологии вполне могут быть конечными, в то время как исторические вопросы, которыми занимался Гоулд, фактически бесконечны.