Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

Хорган Джон

— Но во всех них вам требуется эксклюзивно определять ввод и вывод. В этом и разница. Правильно, Джулио?

Эдельман повернулся к угрюмому молодому человеку, который присоединился к нам и молча слушал наш разговор. Он защитил диссертацию и занимался теперь научной работой.

После мгновенного колебания Джулио кивнул. Эдельман с широкой улыбкой отметил, что большинство проектировщиков искусственного интеллекта пытались программировать знания в такой форме, что требовались определенные, не оставляющие ничего недосказанным инструкции для каждой ситуации, вместо того чтобы знания возникали естественно. Например, охотничьи собаки приобретают знания с помощью основных инстинктов.

— Это более действенно, чем любая группа мальчиков из Гарварда, пишущих программы для болот! (Речь идет о компьютерной модели экосистемы болота. — Ред.) —Эдельман

громко захохотал и глянул на Джулио, который чувствовал себя неуютно.

Но Дарвин-4 все равно компьютер, робот с ограниченным набором реакций на мир, настаивал я; «существо» и «мозг» — это всего лишь метафоры. Когда я говорил, Эдельман бормотал: «Да, ну, ну», быстро кивая. Если компьютер, сказал он, определяется как нечто, что управляется алгоритмами или эффективными процедурами, то Дарвин-4 некомпьютер. Да, ученые, занимающиеся информатикой, могут программировать роботов на то, что делает Дарвин-4. Но они просто будут имитировать биологическое поведение, в то время как поведение Дарвина-4 — аутентично биологическое. Если какая-то случайная электронная помеха повредит линию кода в этом существе, сказал мне Эдельман, «оно поправится, как раненый организм, и снова станет работать. А если такое сделать с другими, то они сломаются полностью».

Вместо того чтобы сказать, что все нервные сети и многие обычные компьютерные программы имеют эту способность, я спросил Эдельмана о жалобах некоторых ученых на то, что они просто не понимают его теории. Большинство неподдельно новых научных концепций, ответил он, должны преодолеть такое сопротивление. Он пригласил тех, кто обвинял его в непонятности, в частности Гюнтера Стента, чьи жалобы были процитированы в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин», приехать к нему, чтобы он мог лично объяснить свою работу. (Стент пришел к своему мнению о работе Эдельмана после того, как сидел с ним рядом во время полета через Атлантику.) Предложение Эдельмана никто не принял.

— Невосприимчивость, я думаю, в приеме, а не в передаче, — сказал Эдельман.

К этому времени Эдельман уже не делал попыток скрыть свое раздражение. Когда я спросил об его отношениях с Фрэнсисом Криком, он резко объявил, что должен быть на важном совещании, а меня оставит в умелых руках Джулио.

— Я давно знаком с Фрэнсисом, но на этот вопрос нельзя ответить мимоходом. Или, как сказал Граучо Маркс (американский актер, обрушивавший на зрителя потоки абсурдного юмора. — Пер):«Уйди и никогда больше не пачкай мои полотенца!»

С этим он отбыл, а его смех еще какое-то время звучал.

У Эдельмана есть почитатели, но большинство остаются на границах неврологии. Его самым известным поклонником является Оливер Сакс (Oliver Sacks), чьи красиво написанные отчеты о том, как он работал с пациентами с поврежденным мозгом, установили стандарт для литературной — то есть иронической — неврологии. Фрэнсис Крик говорил за многих коллег-неврологов, когда обвинял Эдельмана в том, что тот прячет «презентабельные», но не особо оригинальные идеи за «ширмой жаргона». Дарвиновская терминология Эдельмана, добавил Крик, имеет меньшее отношение к любым реальным аналогиям с дарвиновской эволюцией, чем к риторической грандиозности. Крик предложил переименовать теорию Эдельмана в «нервный эдельманизм». «Проблема с Джерри, — сказал Крик, — заключается в том, что он имеет склонность выдавать лозунги и размахивает ими, не обращая внимания на то, что говорят другие люди. Так что на самом деле люди жалуются на слишком беззастенчивое пускание пыли в глаза» [119] .

119

См. язвительную рецензию Крика на книгу Эдельмана «Нервный дарвинизм»: "Neural Edelmanism", Trends in ^eurovol. 12, no. 7,1989, pp. 240–248. sciences,

Посещение лаборатории Эдельмана не произвело впечатления на философа Дэниела Деннетта (Daniel Dennett)из Университета Туфтса. В рецензии на «Прозрачный воздух, яркое пламя» Деннетт доказывает, что Эдельман просто представил довольно грубые версии старых идей. Несмотря на отрицания Эдельмана, его модель на самом деле была нервной сетью, а повторный вход — это обратная связь, как считает Деннетт. Эдельман также «неправильно понимает философские вопросы, к которым

обращается на элементарном уровне», утверждает Деннетт. Эдельман может выражать презрение к тем, кто думает, что мозг — это компьютер, но его использование робота, чтобы «доказать» свою теорию, свидетельствует о том, что он верит в то же самое, объясняет Деннетт.

Некоторые критики обвиняют Эдельмана в преднамеренной попытке поставить себе в заслугу идеи других, обертывая их в свою собственную идиосинкразическую терминологию. Мне же кажется, что у Эдельмана мозг эмпирика, а сердце романтика. Кажется, он косвенно это признал, когда я спросил его, считает ли он в принципе, что наука бесконечна, или у нее есть конец.

— Я не знаю, что это означает, — ответил он. — Я знаю, что последовательность в математике конечна или бесконечна, и знаю, что это означает. Но я не знаю, что означает фраза «наука бесконечна». Пример? Я процитирую Уоллеса Стивенса (Wallace Stevens):«В самом конечном счете даже истина не имеет значения. Риск уже имел место».

Поискистины — вот что имеет значение, а не сама истина, казалось, подразумевал Эдельман.

Эдельман добавил, что Эйнштейн, когда его спросили, истощена ли наука, ответил: «Возможно, но какой смысл описывать симфонию Бетховена в терминах волн воздушного давления?» Эйнштейн, объяснил Эдельман, ссылался на тот факт, что физика сама по себе не могла заниматься вопросами, относящимися к ценности, значению и другим субъективным явлениям. Можно ответить вопросом: какой смысл описывать симфонию Бетховена в терминах повторно входящих нервных петель? Как замена нейронов на волны воздушного давления, или атомы, или любые физические явления отдаст должное магии и тайне разума? Эдельман не может принять, как делает Фрэнсис Крик, что мы «всего лишь набор нейронов». Поэтому Эдельман умышленно затуманивает свою основную нервную теорию, наполняя ее терминами и концепциями, заимствованными из эволюционной биологии, иммунологии и философии, чтобы добавить ей великолепия, резонанса, мистики. Он подобен романисту, который рискует неясностью — даже ищет ее — в надежде достичь более глубокой истины. Он — практик иронической неврологии, которому, к сожалению, недостает необходимых риторических навыков.

Квантовый дуализм

Есть один вопрос, с которым соглашаются Крик, Эдельман и почти все неврологи: свойства разума существенным образом не зависят от квантовой механики. Физики, философы и другие ученые размышляли о связях между квантовой механикой и сознанием, по крайней мере, с тридцатых годов, когда несколько склонных к философии физиков стали доказывать, что акт измерения — а следовательно, само сознание — сыграл жизненно важную роль в определении исхода экспериментов, включающих квантовые эффекты. Такие теории — немногим более чем магические пассы, а поборники их в первую очередь руководствовались философскими или религиозными мотивами. Партнер Крика Кристоф Кох подвел итог теме «Квантум-сознание» в силлогизме: квантовая механика таинственна, и сознание таинственно. Что и требовалось доказать: квантовая механика и сознание должны быть связаны [120] .

120

Кох выступил с этим замечанием на встрече под названием «К научной основе сознания», проводившейся в Тусоне, Аризона, с 12 по 17 апреля 1994 г.

Джон Эклз (John Eccles), английский невролог, получивший в 1963 году Нобелевскую премию за изучение проводимости нервной системы, — один из активных приверженцев квантовой теории сознания. Возможно, Эклз — самый выдающийся современный ученый, который поддерживает дуализм, утверждая, что разум существует независимо от своего физического субстрата. Они с Карлом Поппером написали книгу в защиту дуализма под названием «Мозг и самосознание» (The Selfand Its Brain), опубликованную в 1977 году. Они отрицали физический детерминизм в пользу свободной воли: разум может выбирать между различными мыслями и курсами действий, предпринимаемых мозгом и телом [121] .

121

Я брал интервью у Эклза по телефону в феврале 1993 г.