Конец ордена
Шрифт:
Да и примолк в испуге. С этим "вашим бла…" и с девятьсот двенадцатым годом он, конечно, промах изрядный дал – сразу ясно, что при царе Николашке ту же легавую службу нес. Выходило – совсем тупой. Но тупой для такого дела, как сейчас, подходил лучше всего. Арнольд Иванович, ясно, виду не показал, что заметил его промашку.
— В общем, — сказал, — держи перстень, Леденцов, и дуй на Варварку. Да смотри там не лопухнись.
— Никак невозможно, ваше… товарищ комиссар! Разрешите выполнять?
— Выполняй. Потом вернешься – доложишь…
Это "доложишь" было последним,
Так оно, понятно, и вышло – с концами сгинул трехпалый Леденцов.
И кто во всей цепи был на этот раз за главного? По всему выходило, что он, Виктор! Тут и считать нечего, сколько звенышек из всей цепочки нацело им выковано. Перстень нашел кто? Кто засек этого Леденцова (уже покойника наверняка) рядом с Чокнутым? Кто придумал, как его задержать? С наганом это и правда вышло здорово! Кто, наконец, вспомнил про перстенек в нужный момент?
Гордился собой Виктор, и даже в случайных мыслях себя ни Федькой, ни Федулой в тот вечер не называл.
А Арнольд Иванович оценил его заслугу по-своему. Да как!..
Ближе к ночи призвал его к себе и протянул какой-то листок:
— На, читай, оголец!
Виктор глянул – не поверил глазам. Настоящая метрика, на ней печать с серпом и молотом и черным по белому выведено, что он – не кто иной, как Серебряков Виктор Арнольдович, 1920 года рождения, русский, родившийся в Москве, является сыном гражданина Серебрякова Арнольда Ивановича и какой-то гражданки Серебряковой Клавдии Петровны.
— Усыновили? — спросил Витька-Федька недоверчиво.
Виктор Арнольдович сказал:
— Ну считай, что так. Метрика, правда, липовая, и гражданка Серебрякова Клавдия Петровна если и существует на свете, то только по случайному совпадению, но печать настоящая, так что комар носа не подточит. Ты только метрику где-нибудь тут, в доме, спрячь, а то если вдруг на Сухаревке кому-нибудь попадется на глаза… Я бы тебе ее позже дал, но боюсь, ты скоро с именами своими путаться начнешь.
— Чего путаться? — спросил он (уже, впрочем, путаясь). — Всего два: Виктор да Федор, невелика штука запомнить.
— А скоро, думаю, и третье появится, — сказал Арнольд Иванович.
— Это какое ж?
Арнольд Иванович произнес это имя, и Витька заморгал часто-часто, как по голове стукнутый. Имя-то было не простое – архангельское: Колобуил!.. По счету девятый после магистра архангельский чин в Ордене!
Всю ночь он ворочался, то и дело выдергивался из сна то под одним, то под другим, то под третьим именем. И к утру уже сам толком не знал, кто он, Федька-Федуло, Виктор Арнольдович Серебряков или же будущий великий инквизитор Ордена архангел Колобуил…
МАРШ ТРОЛЛЕЙ
…Не забывая о крепости тела твоего, все же первостепенно помни, что д'oлжно заботиться о спокойствии души, ибо в нее и будут направлены самые ядовитые из стрел твоего супостата.
Утром, отвезя
Лишь после этого снова вышел из дому и, имея при себе хорошо сделанное удостоверение майора уголовного розыска, сел за баранку "Волги". Колобуила надо было выследить, и он уже знал, с чего следует начать.
В двух автопарках, обслуживавших бригады пескоструйщиков, его клятвенно заверили, что ни одна машина с подъемником не пропадала ни на минуту. Зато в третьем начальник повел себя как-то неуверенно, и Виктор Арнольдович сразу же на него насел – произошло-де в Москве уже три крупных ограбления с использованием такого подъемника, так что, если начальник автопарка не хочет, чтобы его заподозрили как соучастника…
Тот прикинул все плюсы и минусы своего молчания и наконец выдавил:
— Колька Шурыгин баловал вчера…
Виктор Арнольдович пожестче взял его в оборот и в конце концов выяснил: молодой водитель автопарка, некто Колька Шурыгин, вчера утром выехал на машине с подъемником, не захватив с собой бригаду, а вернулся лишь после шести вечера, причем кбк он вернулся живым, черт его знает – пьян был настолько, что на ногах не держался и внятных слов не произносил. Машина, однако, целехонькая, стояла у ворот автопарка – подвез, видно, кто-нибудь его, сукиного сына. Но больше – ноги его тут, кроме как при подписании обходного листа… И в общежитии доживает последний денек, потому как начальник автопарка уже дал коменданту соответствующее распоряжение…
Через несколько минут Серебряков входил в безлюдное среди трудового дня рабочее общежитие.
На стук в дверь комнаты, где последний день обретался Шурыгин, никто не ответил. Из-под двери густо сочился запах разлагающейся материи. Виктор Арнольдович поднажал плечом, легко выдавил какой-то несерьезный шпингалет – и самого чуть не вывернуло наизнанку. На полу валялись растоптанные шпроты вперемешку с окурками и квашеной капустой, на столе тухли объедки вареной колбасы и залитые пивом ошметки недожеванной рыбы. Надо всем этим роились жирные мухи, довершая чью-то вчерашнюю трапезу. Форточка была закрыта, оттого в комнате стоял смрад, как от перестоявшейся помойки.
Одна койка была заправлена, на другой поверх голого, пахнущего мочой матраса, свернувшись калачиком, лежала какая-то полуодетая встрепанная личность с опухшей и довольно побитой рожей.
Перво-наперво Виктор Арнольдович, придержав дыхание, распахнул окно, затем выплеснул на личность всю воду из стоявшего на тумбочке стакана, и когда та задергалась: "А?.. Что?.." – сказал:
— То, Николай, что разговаривать с тобой сейчас будем.
Колька приподнял голову, взглянул на него щелочками глаз и произнес одно лишь слово: