Конец подземного города
Шрифт:
– Ну, как там новый комендант?
– спросил Лев.
– О, Гарри молодец! Знаешь, до чего он додумался? Одобришь ли ты? Приказал снять обувь с охранников и отдать ее обмороженным...
– Мера по сути своей справедливая, - сказал Лев, - но... Я, право, и сам не знаю, что в данных условиях хорошо, что плохо... Скажи Гарри, Надя, чтобы он заставил охранников вырыть несколько землянок и пусть на кострах греют докрасна камни... Этими камнями можно обогревать землянки. А в землянках надо разместить самых слабых. Кстати, как проявляет себя начальник санитарной
– Профессор Паульсен весь отдался своему делу. Он организовал санитарную дружину, делает все, что может... Но нет медикаментов, теплой одежды, пищи...
– Пусть не падают духом, - сказал Лев, - скоро все будет.
Солнцев поднял машину в воздух, чтобы перелететь поближе к новому лагерю.
Не успел "Светолет II" приземлиться, как из облаков вынырнул "Светолет III" и сел рядом. Лев и инженер Федоров вышли из кабин одновременно и бросились друг к другу. Потом Федоров приложил руку к шлему и отрапортовал:
– Товарищ начальник экспедиции! Доставил, сколько мог, медикаментов, теплой одежды, пищевых концентратов и табаку. Со мной прибыли врач и пять медицинских сестер.
Началась предварительная регистрация освобожденных. Было выявлено несколько человек, захваченных командой "Мафусаила" с потопленного ею австралийского парохода "Стивен Пайк". Эти люди показали, что в их камере находилось свыше ста таких жертв пиратов. Но почти все они отказались работать. Их куда-то увели, и дальнейшая их судьба неизвестна.
Леонид Солнцев повел людей на заготовку плавника. Всем вдруг захотелось работать. Недавние пленники тяжело трудились все эти годы на подземной каторге, но на себя, на своих друзей давно не работали. Теперь каждый спорил из-за топора, кирки. Огромные обледенелые бревна, принесенные морскими течениями и пролежавшие здесь, может быть, сотни лет, в несколько минут превратились в щепы. На берегу запылали яркие костры...
Через несколько часов грозный рев заполнил небо. Над толпой, звеньями по четыре, кружились десятки самолетов с красными звездами на крыльях. Освобожденные поднимали к ним руки, плясали. Все выкрикивали:
– Сла-ва Со-ве-там! Сла-ва Со-ве-там! Слава Рос-сии!
Казалось, и вековой лед, и суровые скалы повторяют этот тысячеголосый торжествующий клич.
Лев Солнцев и Федоров, переговорив по радио с командиром флотилии, начали расчищать с помощью "Светолетов" аэродром. Пилоты самолетов, которые кружились над лагерем в ожидании сигнала с земли на посадку, видели, как две колбы на лыжах носились по морскому льду во всех направлениях. Толпы лохматых людей дружно убирали льдины, только что подрезанные аппаратами "Светолетов".
Через пятнадцать минут, к радостному удивлению полковника, командовавшего воздушной флотилией, аэродром был готов, и сорок транспортных самолетов приземлились невдалеке от берега
Освобожденные бросились к машинам. Летчиков начали качать, и качали бы долго, но тут новое событие привлекло общее внимание: сорок первым из облаков выполз двухмоторный аэроплан. На крыльях были опознавательные знаки монийской авиации. Толпа окружила его раньше, чем он
Из машины вышли два человека, очень тепло и солидно одетые. Они постояли, ожидая, очевидно, приветствий и расспросов. Но освобожденные бросали на них угрюмые взгляды.
В это время подоспел Гарри.
– Алло, парень, - обратился к нему один из прибывших.
– Вы, кажется, из Монии? Как поживаете среди льдов?
– Ничего, господа, я чувствую себя прекрасно, - в тон ответил Гарри.
– Что скажете?
– Мы - представители широкой монийской общественности. Нам стало известно о ваших злоключениях - и вот мы здесь. Как видите, наша демократическая общественность не заставляет себя долго ждать. Я хочу побеседовать с монийцами. Я - председатель "Общества мирного устройства ветеранов войны".
– Пожалуйста, - сказал Гарри.
– Вас давно ждут.
– Друзья и братья!
– патетически обратился к толпе Чарлей Гастингс. Среди вас имеются наши соотечественники. К ним я обращаюсь в первую очередь с приветом от имени нашей демократии. Позвольте мне также приветствовать и вас, дорогие друзья из других стран, и поздравить с освобождением из плена. Великая восточная держава и на этот раз опередила нас, оказав вам первую помощь. Нам никому и в голову не могло придти, что здесь, среди вечных льдов Арктики, томятся наши соотечественники и друзья. Только люди Советского Союза, способные, как говорят, видеть сквозь землю, сумели открыть место вашей каторги. Невольно возникает вопрос: почему они сделали это открытие столь поздно - через много лет после войны? Кому это было выгодно?.. Впрочем, не будем сегодня задавать лишних вопросов. Сегодня мы скажем русским наше монийское спасибо...
С этими словами Гастингс снял шапку и помахал ею в сторону "Светолетов".
– Что-то больно хитро, - решил Рыбников.
– Уж не провокация ли?
Вдвоем с Ирининым он протиснулся поближе к оратору, а тот, заметив их, воскликнул:
– Вот они, великодушные русские люди' Спасибо вам, благородным витязям, от имени западной цивилизации!..
– Благодарю за приветствие, - ответил ему Рыбников.
– Я не уполномочен говорить от имени начальника экспедиции, а тем более от имени советского правительства. Я только скажу, что советские люди всегда выполняют свой долг... Мы находимся в Арктике с научной целью - испытываем новую машину. И вдруг встретили тут тысячи людей. Они только что вышли из-под земли, раздетые, босые. И непременно замерзли бы на этом льду. Как же не помочь?
Свою тираду Рыбников пытался произнести на английском языке, но это была настолько неудобоваримая речь, что Иринину пришлось повторить ее.
Чарлей Гастингс приложил руку к сердцу.
– Великое спасибо и земной поклон по русскому обычаю.
– Да что там, - буркнул Рыбников.
– Мы выполнили свой долг, о чем же разговаривать!
Тем временем монийцы окружили "общественников" плотной стеной. Вперед вышел великан, точно вырубленный из камня. Он глядел некоторое время, прищурясь, на Гастингса, потом сказал: