С тех пор, как мы друг другапоняли, сказать больше нечего.Наши в замедленнойсъемке рвущиеся сердца.
Я черная, бегущая к центру сознания точка
Я черная, бегущая к центру сознания одинокая точкая выжидаю в разумной пестроте этого миракак в клеткеЯ вытолкнут иссушенной, холодной землейрожден под падающими темными звездамии поднят наверх над сияющей мрачно ЗемлеюЯ, сгорбившись, сижу на полевом валунестрекот кузнечиков:мортальное остроумие, однако –Расставив руки, гляжу на солнце, будто самый скорбный приемник его лучеймое присутствие на земле это последняя спичка в уголке ртамоего врага, действиев моей голове: на перекрестке прижалусталый фланер к обожженным щекам ладони и –Ноги меня не держат, земля к коленям бежитКак идут дела? – Я печалени кругом миражи.Я
учусь умирать, не смиряясьи не оскудевая, не предпринимая ни единого шагаи не стремясья тренирую себя, защищаю себя и предаю//Светлое в мгновение ока темнеетопускается векопродолжается деятельная суета за окоемомТам, наедине с бесконечностью, я каплявыплюнутая в мировой океан, и мне интересно: «Что такое длина волна?»– я колебался пару секунд, не дольше –что было делать и кто будет виноват?Стоп, сейчас я падаюобратно в тяжелое креслоЯ из тех, кто спрашивает: «А не придется по вкусу быть меланхоличным?»На время, равное одному походу в бар,легкая меланхолия пригрелась у меня на груди.Мысли мои суть краткая прогулка сквозь мимолетные урбанистические ландшафты на стенахТак ты говоришь, гешефты? – Я говорю, дела таковы, что вследствие апокалипсиса мертвая моя голова, сжав в руке невредимое зеркало, вопрошает: «Я это ад или рай или всего лишь определенно скептический череп в очаге новейшей истории? Может быть? Я, последний череп?»Ты спрашиваешь, как идут? – Ты заявляешь, что ты интересующаясясобственным разумом вакцинаа вера замок воздушный, чьих стен тебе никак не втянуть в свои легкиеты говоришь твердо, но смутно и мимо меняты легла, ты спишь, я слежу за тобойты говоришь, мол, воля это лошадка с норовом, опрелый язычок лаврового листаТы сидишь на краю постелиглотаешь водуминуешь двери, идешь вверх по лестницеты стоишь на крыше, я вижу тыберешь себе стул, рукойподпираешь голову, взгляд –между небом и землей – ничего не случаетсятвои глаза столь ясны – я знаю подземный яд
В неадекватных глазах павлина
В неадекватных глазах павлинакачаются розового и голубогоцвета мопсыутомленные пенной ваннойзадник образует многоцветная клумба орхидейс нее стартуют пастельныемотыльки, струясь, стремятсянепрестанноединым роем сквозь сад за решетчатой высокой оградойНа коврах с вышитыми ратными мотивамипо английскому газонуразложены блеклые дамы, чтопудрятся, целуя друг другу тонкуюкожицу на вискахароматные лепестки непрестанно заплывают под их белые юбкивпадая в общее одушевленные роениеНа самом краю пруда, под плакучей ивойподставилсвое брюшко солнцудельфиниз его дыхала льет яркийсвет, и прямо на птицучьих перьев уже достигжаркий дельфиний запах – оглушает//Дамы, заткнув бутылки с пивомохлаждают фарфоровые лбы – а при этомв пруд уже осыпаются лучащиесямотылькивыдохшиеся, увылепестки падают –их рой заметно редеетВ холодильнике отдыхает пара пивав неослабевающих объятиях.Дамы берут себяв руки, павлин поворачиваетсяк ним задом –мопсы: минимизируют свое дыхание.Похоже, режиссура захлебывается.
Ex oriente lux
В зимнем саду, в кимоновозникаю из тапочек своих домашних.Солнце тепло отдает:Утренние слезы орбиты глаз покидают кометамиНа небо из моего пупа поднимается лунаее пыль это звезды, ими обездвижен космосночь: все больше пыла в Большой МедведицеБольшая Медведица это знак, и она судьбоноснаИсход моего сна возвращает назад пустотув ней сухо взрывается неясная тоска. –свет приходит с востока значит Ex oriente luxзначит, блеск тоже может прийти с востокаСижу, согнувшись в плетеном кресле, одной рукойподдерживаю лоб, любимую чашку держу другойв ней порошок в ожидании – я тоже жду вместе с нимтого, что на моих бессонных глазах сотворит мне кофе
Мигают откуда-то издали
Она пудрит старческую кожуи затеняет молочные усикион советует старикам бастовать на скамейкахдетям устраивать сквотыМигают откуда-то издали ей и емудружественными цветамиодна серая звезда и одна краснаяОба стоят и смотрятна небо, она гасит свою последнюю сигарету:вот они расправляюткрылья и взлетаютСледующим утром:По скамейкам в паркерастерты сухие крошки хлеба.В только что занятых домахстоя босиком на кухнях сквоттерыграциозно имитируют жесты вчерашней пары.
Я, листок
Вот я появляюсь на веткея расту, пока –не поплыву по воздуху…несомый ветромтаково мое первое и последнее чувствосвободного падения во –Я, листок.Гнило и сыроно я не устаю взывать к милосердию естественногораспада, распевая:«По возвращению на ветку свою тоскую, гдевылупился из почки, чтобы пойти по миру»Я, листок.
Ни одна книга не раскроется
В окне во дворвстает женщина, облокачиваетсяо подоконник, наблюдаяпослеобеденное тепло –она вытирает пот со лба влажной тканьюво дворе всё чередом:сосед вычищает свой грильИз
гнезда на березе выглянет сорокаи спрячется, его часытикают, мужчина оглаживает обивкукомический мим, в креслеВ другой комнатеподушка крупно, рот открываетсямежду рядами зубов тянется длинная нитка слюнызатем обрывОн перелистывает страницу, до пятницыбудет пасмурно.Она протянула рукуи его плечо напряглось.В другой комнатесквозь прутья кроватки выпал плюшевый зайка. – О, там ни одного спящего ребенка.Это просто заяц, он бдит.Стенной шкаф клацает, он и она отражаются в окне. – О, там нет ни одной смущенно молчащей пары.Во дворе стоит сосед, он стучитгриль, гонг, Господи: он взывает.Мужчина ловит запястье женщины усебя на затылке, тянет ее за рукулистает страницыни одного похожего окнаВступает женщина, охлопывает, оглаживает шеюцарапает кожу. Кожа, ни одна книга не раскроется.Следует вот что: она вынимает свой искусственный глазвставляет его мужчине в раскрытый череп.Он раздирает пальцами обивку. – О, не для красного словца он скрипит зубамиПерелистывает страницы, погодныйфронт без перемен, послеобеденное тепло за окномПоджатыми губами она сухочмокает его в лоб.Стенной шкаф клацает, однако фарфорвоздерживаетсяНа искусственном глазу возникает нарыввот-вот он лопнет.В данной связи позади мужчины:кошка крадучись покидает сцену
Моя любимая песня
Твой носподробная стеклянная обезьянкатвои губыс высоты птичьего полета: ожившая роза плывет над раскаленным асфальтомтвои губы… нет, я не могу остатьсяТвоя рукавластный взмах по направлению киоска через дорогу, я покупаю тебе газетушампанское моего пупкамы слегка остудимТвоя спинаизогнутая титановая лестницая объят твоим хребтом, твой хребет этобархатный панцирь, в то же времяпантераТвои ногия иду рядом и –Твои лопаткибабочки из пыльцы и пылинесравненные твои лопатки, ключицы –знатный паланкин моих сонных днейЯ проникаю в твою ушную раковину ишпионю: глазок в строении твоей головытвое ухопровал шептательных изысканийа также последнее хранилище моих болей: о!Твои вискиземля мне пухом, в то время как яседалищу твоему назначен сиденьемТвой подбородок коснулся локтяпоэтому, полагаю, он стал фарфоровым, этот мой локотьсмотри-ка, он расписан синими орхидеямисиние орхидеи, чтотебе в поклоне доставляю к постелис кувшином jus d’orange на подносе.твой затылок: я наливаю – кто проснулся?Твой шрамошеломляющий браслет к оперной премьерелишенный горечи –к волосам взмываю, в твоих волосахтравы, ветер и капелька канителиСловно ночь в лесу, она не уходитпленительность перста твоего, указующая:этот просветтвои грудида святится место сие, вояж в безумие –Я раскрываю зонтдержи наготове ногисейчас пойдет снег – гляди!Я слагаю голову к твоему животутвой пупок внезапно имитирует раковинутихо, он шумит – и я слышу, это песнь голубого кита о нежности мизинца твоей ногион поет о долгом странствии к коралловым рифам чаш твоих коленей –Я очнулся на кончике пальцасмущенно целую его и спускаюсьв долину твоих ладонейи следую световой колеейнад головой у менямигают звезды твоих зубов:шлю твоему стоматологу крокодильчика из малахитаТвое лонозависло над облитыми бисером телами и головами –никаких вентиляторов, виток за виткомнас скручивает винилмягкое мороженоедля ягодиц – ау, ягодицы – как температура?Втиснутые в соул, мы лежимклубничинами в сахареспят нетрудоспособные мотыльки в наших животахПризыв твойэто звук, тот самый, это запах твойтот самый, это не строкаэто сбой дыханияэто строфа недописанная, это чистейшее подсознаниеэто нектар, тот самыйэто нектар богов, мой последний глоток, нектар –//Вдыхаю тебя, ты дышишь мной, мы дышим. –Беру внимательно твою голову в рукиглаза твои… я молюсь за нас –Вокруг твоей шеи обвилсяи жду, пока не… даже не знаю –сведется ли мир к одной точке?Лишь ты направляешь меня.Стакан воды, на, прими от меня, хотя бы яи закрывалтвои векиЛюбимая, что делать нам?
Высокие слова для природы
Я в постелилежу под открытым люкомсреди одеял, телоЯ на опушкележу под пером и пухомпод светлой древесной кроной, телоДождь остужает мне жаркие щекиа я against the rainтвержу, сложив руки:Что ты такое, природа?Чем ты была? Чем стала? –Вытянув руки, подавленноя спрашиваю, так где же ты
Коснулся этого мира
Лаванда, шалфей, как всегда
Я не ношу твое имя камнем на шее. Имя твоевсе равно ударяетмне точно в головуимя твоевсе равно реетнад моей головойвсе равно. Твое имяпало на голову, в голову мне.Твое имя гусеница, не вылезающая из отравленного ею яблока. –Вижу тебя, вообрази-ка:
