Конец секача
Шрифт:
Но грозная участь неосторожных родичей не пугала секача; он равнодушно проходил мимо этих пугал и, наверно, еще долго оставался бы среди деревень предгорий Эльбруса, если бы его опустошения не вывели из себя, наконец, всех окрестных поселян. Секача начали выслеживать. Какой-то охотник по следу нашел дневное убежище стада, большую, выстланную мхом и ветвями яму, "котел", в котором кабаны спали, все уткнувшись носами в середину. Выстрел на этот раз не прошел даром: одна свинья осталась на месте. Спугнутое, встревоженное стадо беспокойно провело остаток дня, а ночью всюду, куда бы они ни пробовали пробраться, их стали встречать пулями. Преследование продолжалось и следующие двое, трое
Опять перебрался секач через Кара-Су и погрузился в знакомые заросли; после пожара они разрослись еще пышнее. Весело зашлепал он по тине, радостно прислушиваясь к шелесту камышей, и шел все дальше на север к устью реки Гюргень, туда, где он впервые увидел свет. Пришел и остался тут жить.
Ему было шесть лет, но, озлобленный преследованиями, необузданный, могучий и свирепый, он слишком жестоко обходился с подчиненным ему стадом, и матки бегали от него. Скоро и сам секач перестал стремиться к обществу; ему полюбилась одинокая свободная жизнь, и раньше времени он сделался одинцом.
Прошло еще два года, секач достиг полного расцвета сил. Он весил пятнадцать пудов; как все кабаны, живущие на болотах, он был очень велик - почти сажень от пятачка до конца хвоста - и на обильной еде нарастил себе слой белого сала в ладонь толщиной. Давно уже никто не осмеливался преследовать его; он сам избегал столкновений с людьми, и характер его, не потеряв самоуверенности и неукротимости, снова стал добродушнее. А клыки все росли, все становились острее, они еще, как бывает у старых кабанов, не стали загибаться внутрь, и по-прежнему грозно торчали вверх по сторонам тяжелой, черной морды.
И вот одинокий секач идет в камышах, и, как все враги его, они бессильно гнутся перед ним. Этот кабан - весь выражение грубой силы: крепкое туловище, толстая шея, высокий загорбок, покрытый щетинистой гривой, упругие ноги - все сбито крепко, хорошо слажено, и острая морда, оканчивающаяся черным пятачком, хоть и смотрит маленькими подслеповатыми глазками, но чутко слушает навостренными ушами, а по бокам украшена клыками чуть ли не в четверть длиной. Секач некрасив, это правда: от носа до хвоста вымазан он черной грязью, к которой прилипли обрывки камыша и болотной травы; на спине она засохла целыми пластами. Но белые клыки, с угрозой смотрящие вверх, чисты, блестящи и, как и весь зверь, всегда готовы к бою.
Сейчас секач в добродушном настроении. С наступлением сумерек он вылез из уютной ямы, выкопанной среди непроходимой заросли, хорошо выкупался и теперь идет кормиться куда-нибудь в туркменское поле. Его решительный и миролюбивый вид словно говорит всем встречным:
"Не бойся, я тебя не трону! Но не трогай и ты меня. Помни - я хозяин этой заросли!.."
II
Но иначе думал молодой тигр, уже несколько минут тому назад заметивший кабана. Такая дичь была ему по вкусу, а опыт еще не подсказывал, что свиньи, поросята и секачи - одно, а старые одинцы совсем другое дело. Томимый голодом и охотничьей горячкой, молодой, но сильный и ловкий хищник со всей
Закат быстро угасал: золото и багрянец сбежали с неба, а над Эльбрусом оно окрасилось в бледно-розовый цвет. Огромная тень от гор, словно широкое крыло, налегла на берег, и в камышах стало темно. Протоки и озера тихо заснули, черные, словно бездонные; сероватый свет безлунной ночи разлился над ними, сгладил все оттенки, отнял у, всех предметов их знакомые, дневные очертания и сделал их какими-то новыми, неожиданными, таинственными. И как-то жутко стало в заросли...
Несколько минут звери шли рядом. Напрасно тигр старался уменьшить расстояние, разделявшее их - камыши, расступавшиеся перед кабаном, задерживали его. На каждой прогалине он быстро нагонял секача; казалось, еще немного, и в несколько прыжков он настигнет желанную добычу, но тут кабан снова нырял в чащу.
Раз оба зверя вместе вышли на берег протока. Последним прыжком тигр выскочил из камыша, его лапы мягко ударились по тине, выстилавшей берег, и тут маленький табунок уток, кормившийся на поверхности протока, с тревожными криками сорвался с места. Кабан остановился, насторожил уши; подняв кверху влажный, черный нос, он понюхал ветер Тигр замер, прижавшись к стене камыша, его черно-желтая полосатая шкура слилась с нею. Ветер дул на него, и кабан, не заметив ничего подозрительного, спокойно двинулся вперед. Ведь утки так часто пугаются в темноте; может быть, это пестрая сова скользнула над ними...
С плеском вода расступилась перед секачом проворно он переплыл проток и скрылся в камыше на другом берегу. Тогда тигр последовал за ним, но напрасно пробовал он, в свою очередь, прорваться сквозь стену камыша: он был здесь так густ, что стебли сошлись почти вплотную и не пускали его дальше. Но ведь кабан прошел здесь? В одно мгновение тигр очутился на том месте, где исчез секач, - низкое, темное отверстие, словно выход норы, открылось перед ним. Годами ходили кабаны этой тропинкой и своими крепкими боками раздвигали здесь камыш; он так и остался стоять, открыв посреди себя узкий проход. Из этой лазейки несло сыростью и гнилью и запахом кабанов; тигр в ней не мог бы повернуться, биться было неудобно, но впереди он слышал шлепанье копыт секача. Полный увлечения охотой хищник вслед за своей добычей нырнул в заросль. Глубокая тьма охватила его.
На несколько минут звери скрылись из вида - только легкое колебание верхушек камышин указывало, где теперь преследуемый и преследователь. Кабан первый вышел на берег.
Здесь уже кончались заросли камышей и начинался пояс вязкой глинистой почвы, поросшей кындыркой, этим странным растением, кусты которого состоят из множества длинных зеленых игл, выходящих из короткого толстого стебля; они топорщатся во все стороны, словно иглы дикобраза - да и в самом деле, эти растения напоминают огромных зеленых ежей. Между ними лежали большие неглубокие лужи; дальше шла степь, в ней аулы и поля.
Здесь уже можно было наткнуться на засаду, и секач стал осторожнее. Несколько раз он обнюхивал ветер, прислушивался - степь молчала. Сквозь серый полумрак белесыми полосами виднелись озера; черными пятнами рисовалась кындырка.
Но тигр, который был уже близко, не показывался. Мягко ступая огромными лапами, где между упругими подушечками скрывались стальные когти, он теперь неуклонно и медленно, словно сама смерть, приближался к своей жертве. Расстояние, которое прежде было больше ста шагов, уменьшилось до пятидесяти... Когда оно дойдет до двадцати пяти, в три, четыре молниеносных прыжка хищник настигнет добычу, - последний скачок на спину, удар лапой по зашейку, - удар, под которым дробятся кости, полуторавершковые клыки в шею, - и все кончено.