Конец стиля (сборник)
Шрифт:
На этом, пожалуй, можно остановиться. Картина ясна. Александр Проханов — человек страдающий от одиночества. Все его скиты и войны — мотивировка для оправдания этого одиночества, для неумения справиться с ним. Ему ничего не остается кроме того, чтобы прикинуться суровым воином, не нуждающимся, скажем, в женской ласке. Рыцарь-монах некоторым образом. Но — прост русский человек, проговаривается все время: и про невесту проговорился, а теперь и про бабочек. Ясно, что эти бабочки, нежные создания, любящие зловонные запахи, — субститут женщины в бессознательном Проханова.
К интервью в журнале «Элементы» приложена фотография Проханова, причем очень странная фотография: он снялся голым, в одних трусах. Проханов демонстрирует свое телосложение, надо сказать неплохое. Это опять же вопль о недостающей любви. Молодой Чехов, Антоша Чехонте, сочинял для юмористических журналов шутейные
Не стоило бы шутить над человеком с реальными и болезненными проблемами, если бы сам Проханов не лез на рожон. Он свои проблемы и фантазии, с ними связанные, хочет представить идеологией и даже политической программой, тогда как это психология, причем самая что ни на есть индивидуальная. Вот за это и надо его бить, вот это и надо разоблачать. Ведь если б, скажем, он остался в своем скиту, ушел бы в монастырь и продолжал бы наблюдать свои мистические явления — так и Бог с ним! Но он же хочет перенести приемы и стилистику этих мистических видений — в политику. Существуют индийские мистики-мудрецы, гуру, и сейчас их очень уж много развелось на Западе. Подлинные знатоки индийской мудрости говорят, что все эти проповедники и прозелиты — жулье, потому что истинный гуру никогда не выйдет из своей пещеры или какого-нибудь еще своего «укрывища».
Я даже предполагаю, что Проханов делал попытку уйти в монастырь, но только его туда не взяли. Тут две причины возможны: во-первых, все мы хорошо знаем, как комплектовались церковные кадры, какая инстанция по-настоящему принимала решения. Проханов был, мягко выражаясь, чудак, неизвестно было, чего от него можно ждать, а в серьезных организациях любят людей прогнозируемых. Во-вторых, не исключено, что и самим отцам-пустынникам Проханов показался неподходящим элементом — и по той же самой причине. Вот чем церковь надежнее свободной религиозности: это, что ни говори, культурная институция, ценящая не столько яркую индивидуальность, сколько здравый смысл. И это хорошо, я ни в коем случае не иронизирую. Давно известное правило политической мудрости на Западе: лучше составить правительство из десяти человек, взятых наугад из телефонной книги, чем из десяти профессоров Гарварда. Почему? Да потому, что телефонные люди — это скорее всего мирные обыватели, руководящиеся в жизни здравым смыслом, а профессора Гарварда — каждый сам по себе, у каждого свое мнение, причем нестандартное. В жизни нужно дуть в рутину, как говорил уже упоминавшийся Чехов.
Спрашивается: можно ли доверить какую-либо ответственную государственно-политическую акцию такому человеку, как Проханов, если его — в том же интервью — посещают такие бредовые видения (Проханов говорит о замысле неких анонимных сил, экспериментирующих с Россией):
Если говорить очень осторожно и одновременно схематично, то получается следующее. Здесь хотят расчистить территорию, хотя и не до последнего человека, и на этих пространствах, на этом человеческом материале строить совсем другую цивилизацию: это может быть нечто сравнимое с новой Вавилонской башней, новой религией. За 74 года была построена одна машина — и она рухнула. Сейчас начнут строить другую. Начнутся огромные усилия по новому социальному сотворению. Контуры этого сотворения — жуткие. Уже известно о существовании плана под названием «Кольца Сатурна». План родился в США и сейчас перенесен сюда. По некоторым сведениям, он находится в ведомстве Бурбулиса, где над ним работают. План предусматривает создание многомерного, кольчатого, телескопического социума. В нем будет существовать внутренний круг элиты-олигархии, будет внешняя зона, периферия, дальняя периферия и так далее. Разным кольцам будут соответствовать разные статусы, разные стандарты жизни, разные нормы морали и поведения, разные уклады, системы ценностей. В центре же, куда будут сходиться кольца, уже греют гнездо для узкой касты новых жрецов. Для служения ей уже намечен план стремительной переброски в страну третьей волны эмиграции: все, что побывало ТАМ, будет уложено в один узкий пласт ЗДЕСЬ. И в среде этого возвращенного социума будет созидаться новая олигархия или новый ОЛИГАРХ.
Это бред, самый настоящий бред. Он опровергается элементарно — одной деталью: словами о третьей эмиграции, которую якобы готовят к массовой заброске в бывший Советский Союз. Я сам из третьей эмиграции, и уж я-то знаю, что никто меня никуда не готовит, что я живу в свободной стране и никто мною распорядиться здесь не имеет права. Да просто
При этом — насколько же ясно просматривается настоящий характер и смысл прохановского бреда, подлинное его наполнение: конечно же, это фантазия о женщине, о женских гениталиях, о совокуплении. Это ясно уже на лексическом уровне: кольцо, телескопическое развертывание, внешняя зона, дальняя периферия, теплое гнездо, узкий пласт. Это фантазия о влагалище. В этом тексте даже слово «Бурбулис» кажется сексуально насыщенным. При этом — данные образы воспринимаются как чужие, чуждые, враждебные, это не для него, а для кого-то другого идет все это «строительство»: для «третьей волны», для людей, которым будет хорошо и там, и здесь, а ему, Александру Проханову, нигде не хорошо, — ему не бабы, а только бабочки.
Отсюда вполне понятный вывод: Александр Проханов типичный неудачник. Он однажды еще одну беседу обнародовал — с Русланом Хасбулатовым на страницах своего еженедельника «День», где говорил о том, что он счастливый человек: у него любимая работа, друзья, здоровье, но грянуло над ним сверхличное несчастье — распад державы, то есть что он несчастен не сам по себе, а вместе со всеми. Вот это и есть ложь, вранье: Проханов прежде всего собственной жизнью до глубины души недоволен. Никакой из товарищей — ни Дугин с Соколовым — не заменят ему одной единственной женщины, той самой невесты, от которой он якобы ушел. И чтобы оправдать как-то это недовольство, он хочет, чтобы несчастье стало всеобщим. Это деструктивная личность, социально опасный тип, в сущности криминал. У него просматривается садо-мазохистская установка: чтобы появилась бабочка, необходим труп. Набокову для этого трупов не нужно было. Вот в том-то и разница между ними — между человеком талантливым и бездарным.
Тем не менее он из этой породы. И я недаром назвал Проханова поэтом и ощутил в нем русский дух. У Проханова есть среда — русский дух утопии, поэтических фантазий, выдаваемых и принимаемых за дело. Проханов — это гниение русской поэзии, разложение русского утопического сознания. И в этой зловонной атмосфере действительно появляются некие бабочки, мелькают какие-то радужные крылышки. Проханов не зря говорит о неких дедовских библиотеках. Он напоминает мне поэта и мистика Александра Добролюбова, человека из круга Мережковского, который, между прочим, тоже, на прохановский манер, удалился из культурного круга, ушел в какие-то скиты или просто отправился бродяжничать. Нельзя не признать в Проханове своего, не увидеть русского. Это большое нотабене всем русским любителям поэзии. Конечно, это бородавка на прекрасном лице. Но как бы ни было прекрасным лицо и как бы уродлива ни была бородавка, — это явление единого организма.
К ПОНИМАНИЮ ЗАПАДА
ПАНТЕОН
ДЕМОКРАТИЯ КАК РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА
Русскому, выросшему в СССР, но сумевшему сохранить застарелые привычки «таинственной славянской души», постоянно кажется, что некие злоумышленники (скорее всего большевики) намеренно лишают его основополагающей Истины. Поэтому его усилия направлены, главным образом, на отыскание Книги, на поиск Единственно Верного Учения. Сдернутая с глаз повязка — такова у него метафора освобождающего знания, и эту метафору он склонен овеществлять, представлять освобождение от тьмы и зла как единовременный акт. Русский — это аргонавт, искатель философского камня. Этим поискам можно посвятить всю жизнь; золотое руно, однако, существует в единственном экземпляре, так же как и философский камень делает всю прочую таблицу элементов чем-то вроде груды булыжника для мощения провинциальных улиц.