Конец странствий
Шрифт:
Взявшись за руки, они не спеша направились к дворцу Ростопчина, поглядывая на войска Наполеона, постепенно занимавшие Красную площадь. Не теряя ни минуты, артиллерийские батареи развернулись, став в боевое каре. Из-за стен Кремля раздались редкие выстрелы. Одну батарею установили против гигантских Спасских ворот, тогда как группа офицеров подошла к ним с польским уланом, переводчиком, по-русски потребовавшим открыть ворота.
– У них не будет много хлопот, – заметила Ванина. – Там внутри всякий сброд, который не выдержит осаду.
Сразу потеряв интерес к происходящему, она увлекла подругу к губернаторскому
– Девочки, идите сюда! – закричала она. – Не бойтесь, это наши! Может быть, они помогут вернуть вашего несчастного отца, которого эти дикари увели с собой.
– У меня создается впечатление, что русские увезли больше заложников, чем можно было подумать, – сказала Ванина. – Эта дама – мадам Обер, знаменитая французская портниха. Последнее время она особенно не скрывала радости по поводу новостей с войны. Проклятый Ростопчин отомстил, арестовав ее мужа.
Но Марианна больше не слушала. Среди стоявших перед дворцом она только что узнала Крэга О’Флаерти. Опустив голову и заложив руки за спину, ирландец с меланхолическим видом неторопливо мерил мостовую шагами, словно кого-то ожидая.
С криком радости Марианна бросилась ему на шею, забыв о своей ране, которая сразу же напомнила о себе, вызвав резкую боль. И крик радости завершился стоном, не привлекшим, впрочем, внимания ирландца.
– Наконец-то вы здесь! – воскликнул он, как пушинку подхватывая ее на руки. – Святой Патрик! Я уже начал думать, что никогда вас не увижу... А где Бофор?
Марианна быстро рассказала их приключения после того, как они расстались, представила Ванину, чей вид произвел невероятное впечатление на моряка, затем, не переводя дыхания, добавила:
– Теперь вы знаете все. Я надеюсь скоро получить новости о Язоне. Но вы, вы хоть знаете, где Жоливаль и Гракх?
– Гракх бродит по городу в поисках вас. А Жоливаль там, внутри, – сказал он, показывая большим пальцем назад, на дворец Ростопчина. – Когда мы вчера выбирались из той свалки, его узнал какой-то француз, один из тех молокососов во фраках, которые при любом случае хватаются за шпагу. Они погнались за ним, чтобы сыграть плохую шутку, и, убегая, он так неудачно упал, что сломал ногу...
– Как же так? О, Господи! Надеюсь, они не убили его?
– Нет. Я обезоружил одного, забрав его штрыкалку, и освободил нашего друга. Конечно, ему было плохо, но нам повезло, что нашелся доктор, тоже француз, который тоже прятался, тем более что он служил личным лекарем губернатора и не знал, какую судьбу уготовил ему его хозяин. Он видел, как упал Жоливаль, и, к счастью, клятва Гиппократа оказалась сильней страха. Он пришел к нам и помог отнести пострадавшего в дворцовую конюшню, где он прятался. Лошадей оттуда уже увели. Затем, когда Ростопчин и его банда испарились, мы спокойно перебрались к нему. В настоящий момент, – добавил он смеясь, – наш дорогой виконт сибаритствует в постели губернатора. Однако пойдем... ваше присутствие будет самым лучшим лекарством.
Сидя в громадном кресле с изголовьем, с ногой, покоящейся на табурете с большой подушкой, Аркадиус расположился в нише высокого окна,
Видимо, виконт изнывал здесь от скуки. Это ощутилось в его приеме: Марианну он встретил криком радости, Ванину – с почтением, подобающим инфанте. Благодаря его устным заботам и более действенным – доктора Дариньи, оставшегося единственным хозяином дворца, женщины получили в свое распоряжение находившуюся рядом комнату графини Ростопчиной.
Затем, когда Ванина ушла на поиски своих товарищей по сцене, прихватив с собою Дариньи, Марианна и Жоливаль остались одни с Крэгом.
У кресла виконта состоялся совет. Сейчас было не до секретов. Ведь ирландец явил достаточно доказательств дружбы и верности, чтобы посвятить его во все...
И Марианна подробно рассказала о трагических событиях, пережитых Язоном и ею самою, затем о ночи у аббата Сюрже и неожиданной встрече, имевшей там место.
– Я никак не могу представить, что за опасность нам угрожает, если кардинал потребовал покинуть Москву до завтрашнего вечера, – вздохнула она в заключение. – Мне кажется, наоборот, – раз Император прибудет, нам больше нечего бояться...
Но Жоливаль, видимо, не разделял такую уверенность. Напротив, по мере того как Марианна говорила, он становился все более мрачным.
– Кардинал – один из наиболее осведомленных людей, известных мне, – угрюмо сказал он. – Поэтому, если он сказал нам бежать, значит, так надо. Доктор Дариньи слышал какие-то странные пересуды, которым, по правде говоря, не придал большого значения, зная склонность русских к драмам и трагедиям. Но то, что вы сообщили, придает этим сплетням оттенок достоверности.
– А что за сплетни?
– В горячке уязвленного патриотизма отцы этого города и, конечно, сам губернатор решили ради спасения Империи пожертвовать Москвой.
– Пожертвовать?
– Вот именно, на библейский манер. Москва будет превращена в костер, на котором в угоду оскорбленному в его гордыне царю погибнет армия Наполеона. Говорят, что уже за несколько недель в Воронцове, в имении князя Репнина, расположенном в шести верстах отсюда, устроили целый арсенал, где изготовляют петарды, ракеты и еще не знаю что, чтобы ими нагрузить гигантский шар, как у господ Монгольфье, который взорвут над городом.
– Что за безумие! – воскликнула Марианна, взяв Жоливаля за руку. – Всего несколько дней назад русские считали, что они победили под Бородином, и еще вчера, отступая, они твердо верили, что Кутузов закрепится в городе, чтобы защищать его.
– Я знаю! Вот почему Дариньи не поверил слухам, а я тем более. Однако нам нужно отнестись серьезно к предупреждению кардинала. Лучше всего, если вы уедете сегодня вечером, мое дорогое дитя...
– Об этом не может быть и речи. Ваша нога меняет все. Вы не можете двигаться, значит, я остаюсь с вами, и если появится опасность... что ж, мы встретим ее вместе. Кроме того, вы забыли об Императоре. Завтра состоится его торжественный въезд в город, и я любой ценой должна увидеть его и поговорить с ним...