Конец светлым эльфам

Журавлев Владимир Борисович

— А ты? — прозвенел сочувственный голос Владычицы.

— А я остался. Я летописец древнего города, кому, как не мне, засвидетельствовать историю его жизни и смерти? Каждый день я высекаю на стенах зиккурата вечные письмена. Пусть в веках сохранится память о великом городе Аль-Сарья! Я родился здесь, я сын его!

— А эльфийским как овладел? — осведомился Ройялль.

— Как и все — в школе, — спокойно отозвался Кадеш. — Меня за смышленость и любознательность шести лет в школу отдали, а там только на эльфийском учили. Местные языки прекрасны, особенно мой родной, но в них

нет многих слов для науки.

— А питаешься колючками? — невинно спросил Простец. — Ить в пустыне обедов не подают!

Пустынник замялся и огляделся в затруднении. И обнаружил себя под прицелами нескольких луков. Он открыл рот, судорожно набрал воздуха… и замер, прислушиваясь.

— Шумит, — наконец удивленно сказал он вовсе не то, что хотел. — Шумит что-то.

И бросился к выходу на верхнюю площадку — ту, откуда, по его представлениям, положено было обращаться к богам. Вьехо, а за ним и остальные на всякий случай тоже пошли полюбопытствовать.

А на верхней площадке — той, с которой положено обращаться за милостью к местным богам! — кружилась в танце, шлепала по лужам босыми ножками и пела абсолютно счастливая юная эльфийка! С неба на нее сыпался легкий, прозрачный и теплый дождик.

Дождик — тучи темной влаги полны! Дождик — в небе сети светлых молний! Дождик — шум растрепанных деревьев, Дождик — это радость и веселье! Дождик — капель стук по старой крыше! Дождик — я люблю тебя, ты слышишь? Дождик, напои пески и травы! Дождик! Ты прекрасней всех, ты славный!

— А ну прекрати, глупая девка! — возмутился Ройялль. — Последние силы истратишь!

Пустынник остановил его гневным жестом и шагнул под дождь.

— Как зовут тебя, дэви? — благоговейно спросил он.

— Сиэлль! — смущенно сказала эльфийка и остановилась. — Такой прекрасный город, а деревья засохли! Вот я и подумала, что хорошо бы дождику…

— Я понял! — прервал ее пустынник.

Он в мгновение преобразился: исчез вдохновенный взгляд поэта, и поднялись смиренно опущенные плечи. Перед эльфами стоял воин.

— Я понял, кто вы! — повторил он торжественно. — Вы — боги из древнего пророчества, сошедшие к людям, чтоб спасти нашу страну от наступления пустыни! Не спорьте, я летописец, я знаю! Вы — боги! А ваши блистающие сталью воины — те самые эльфы, великие бессмертные воители, воспетые в легендах! И я склоняюсь пред вами! Служить спасителям земли — великая честь!

Ройялль, жадно слушавший его речь, подавился хрипом.

— Эльфы, и не отказывайтесь! — строго сказал пустынник. — Лгать пред ликами богов опасно! И потому слушайте правду — настоящую, как она есть: да, я Кадеш, летописец, звездочет и поэт. А также верный слуга Повелителя — и один из его разведчиков. Я ждал вас.

— Мы догадались, — небрежно заметил капитан Фионнель.

— Да? — уязвленно вскинулся разведчик, враз растеряв и торжественность, и важность. — И что я успел

подать знак и вызвал войско — тоже знаете? Там, наверху, есть сигнальное устройство — с древних времен стоит!

— Ну…

— А скоро ль подойдет войско? — осторожно вмешался в разговор Простец-философ. — И велико ль оно?

— Войско уже окружило Аль-Сарью! — неловко признался разведчик. — И всадников столько, что хватает взять город в тройное кольцо. Я… сожалею, что поздно прозрел вашу сущность. Так что вас по приказу главнокомандующего убьют до захода солнца, тела порубят на куски и раскидают по пустыне на два дня пути конного хода. Простите меня, боги!

— Завел в окружение непривычный путь! — возмутился Фионнель. — Вьехо, что делать будем?!

Вьехо подумал и сказал что.

— И не смешно! — обиделся юный эльф.

— Не смешно! — поддержали капитана эльфийки испуганным хором.

24

— Не смешно! — устало сказал Элендар. — Друг мой тролль… не понимаю, как у тебя язык повернулся подшучивать над Предвечной Владычицей?

— Ты бы видел выражение ее личика! И ротик так трогательно открыт — ну как сдержаться?

Эльфы, собравшиеся у вечернего костра, заулыбались. За определенное количество лет механику командирских подначек, подковырок и насмешек освоили все, разве что кроме доблестного Стожара, но и он в последнее время делал успехи. Потому выходку тролля оценили по достоинству и поддержали. Действительно, ну как не подшутить над малышкой? А что Предвечная Владычица… ну и что? Над Оксаниэль же шутят, и ничего.

— И зачем угрожал доблестному Айронрэту? Он ого какого рода!

— Элендар, — замялся тролль. — Айронрэт, он выглядел убежденным в своей правоте! Писать просьбы и ждать ответа, даже если ответить забыли, и притом говорить вежливо — у нас за меньшее в Прозрачную спускают! Или… или эльфы действительно так живут?!

— Так все живут, — вздохнул Элендар. — Нас только завел непривычный путь незнаемо куда…

— Что, и при Предвечных Престолах?!

— Там особенно. А ты еще и над Предвечной подшучивал при подданных ее! А что такое субординация, преклонение, уважение, наконец, совсем позабыл — или никогда не знал?

— А как сам недавно обзывал ее по-всякому?

— А это в гневе! И вызов на бой — тоже своего рода уважение. А вот подсмеивание над великой правительницей как над малым ребенком уважения не содержит!

— Элендар, — серьезно сказал предводитель троллей. — Ты сам нас учил, что мы — эльфы, свободные существа. А свободные существа уважают лишь достойных, нас должностью не запугать. Над Вьехо, к примеру, никто не подсмеивается, и пробовать даже не рискнет…

— Друг мой тролль! — рявкнул старшина гоблинов. — Не о том говоришь с Элендаром! Спроси лучше, права ль Предвечная в том, о чем подумать советовала!

И установилась тишина. Сестры-маркетки прекратили на время острить бронебойные наконечники, из темноты подошли и потихоньку пристроились у костра троллийки и воровки, даже Высшая Оксаниэль оставила ненадолго неугомонную тройню и бледной тенью присела у ствола священного дерева.