Конец вечной мерзлоты
Шрифт:
— Гляди, Михаил, какой у нас баркас, — похвалился Волтер. — Будет невод, можем ловить рыбу аж на Русской Кошке.
Единственное незанятое место для рыбалки находилось на далеко выдававшейся в море косе — Русской Кошке. Место было неудобное, далекое, да и не всякий год рыба подходила к берегу.
Михаил Куркутский и Николай Кулиновский отправились к Сооне торговать у него невод.
Завидя Михаила и Николая, он еще издали начал кланяться и широко улыбаться, так что глаза его превратились в узкие щелочки,
— Здравствуй, хоросий дорогой гости! — кланялся Сооне. — Хороси погода, хороси будет путина.
— Это, мольч, еще как бог пошлет, — ответил Коля Кулиновский.
Сооне отодвинулся в сторонку, высвобождая место на ступеньках чисто вымытого крыльца.
— Сооне-сан, — начал, откашлявшись, Михаил, — пришли мы к тебе просить невода… Можем его купить по сходной цене, а можем и в кредит взять и после путины рассчитаться… А еще лучше, если ты нам дашь его в аренду…
— Кому? — вежливо спросил японец. — Вам лично?
— Не совсем лично, — ответил Куркутский, — а нашей артели.
— Но моя сама лови рыба, — сухо ответил Сооне, — моя имей три невод, больше нет.
— Врет, гад, — нисколько не стесняясь Сооне, словно тот ничего не понимал, сказал Николай Кулиновский.
— Тогда продай, — настаивал Михаил.
— Моя не продавай, моя не давай аренда, моя говори — пошел вон! — Японец показал коротким холеным пальчиком с полированным ногтем в сторону тундры.
— Пошли. — Николай решительно поднялся с крыльца и нехорошо выругался.
— Я все понимай, — многозначительно проговорил Сооне-сан.
— Понимай, понимай, допонимаешься, — погрозил в его сторону кулаком чуванец.
К вечеру собрались у Аренса Волтера.
Набились так, что в тесной комнате не повернуться. Двоим даже пришлось усесться на столик.
Норвежец радостно сообщил, что баркас готов, мотор работает и можно хоть завтра отправляться на Русскую Кошку.
Ермачков обещал дать свою палатку и запас соли, оставшейся от прошлого года.
— А бочки, бочки где мы возьмем? — с беспокойством спросил Мефодий Галицкий, служивший у Грушецкого на неводе.
— Будем солить пластом, — предложил ингуш Мальсагов.
Мальсагов недавно поселился в Ново-Мариинске, придя в уездный центр с севера. Хотел пристроиться к своему земляку торговцу Магомету Гулиеву, но поссорился с ним и снова ушел в тундру искать золото. Однако ему, как и большинству золотоискателей, не везло, и он окончательно переселился в Ново-Мариинск, увеличив число бедных тангитанов.
Невод достать не удалось, решили ловить малыми ставными сетями.
Во второй половине июля 1918 года от берега Анадырского лимана во время отлива отплыл баркас Аренса Волтера с артельными рыбаками, таща на буксире небольшую байдарку Тымнэро.
На баркасе сидели Николай Кулиновский, Михаил Куркутский,
Тымнэро устроился в своей байдарке.
Волтер возился с мотором, который никак не хотел заводиться.
Мальсагов нетерпеливо наблюдал за норвежцем и тихо ругался:
— Что это за керосинка дурацкая! И плащ воняет, и твой мотор, знал бы, не поехал!
Однако мощным течением баркас с байдаркой несло именно туда, куда надо: мимо острова Алюмка, мимо зеленых берегов левого берега в синеющую ширь Анадырского залива.
Тымнэро смотрел назад, на низкий берег ново-мариинской стороны, на свою ярангу, на высокие мачты радиостанции. А впереди открывалась пугающая ширь океана. Для оленевода Тымнэро море всегда казалось таинственным, полным коварства и опасностей. Зимой, когда ему приходилось выслеживать нерпу или лахтака, он чувствовал, как под толстым слоем льда мощно дышит океан.
Волнение стало чувствоваться уже за Алюмкой. Аренсу Волтеру удалось завести мотор, и баркас, как пес, поднятый пинком каюра, вдруг судорожно рванул.
Брызги хлестали по лицу, заливали байдарку. Улучив минуту, Тымнэро схватил деревянный ковш и принялся вычерпывать воду.
Аренс Волтер, стоя на корме баркаса, что-то кричал Тымнэро ободряющее, даже веселое.
Промок не один Тымнэро, и поэтому первым делом на берегу разожгли большой костер.
— Однако рыбка есть! — весело кричал Галицкий. — Раз белуха да нерпа ныряют, значит, кета пошла.
Поставили короткую сеть и не успели закрепить конец на берегу, как сеть задергалась и на гальку легли первые рыбины — жирные, отливающие серебром.
Одежда у костра быстро просохла, свежая жирная уха прибавила сил, и даже Тымнэро повеселел.
Глядя на ныряющих у берега белух, Тымнэро жалел, что не взял ружье, — запросто было подстрелить жирную белуху. Хватило бы мяса на целый месяц для упряжки и жира для светильника надолго.
Сети вытаскивали часто, и улов был так велик, что к разделке приступили сразу. Нашли выброшенные волнами доски, приспособили их вместо столов, и пошла работа.
К концу первого дня распластанные, щедро посыпанные солью рыбины образовали заметную горку.
— Если и дальше так пойдет, — возбужденно сказал Галицкий, — то Грушецкому и Сооне придется худо. Все рыбаки увидят, что можно обойтись без хозяев, уйдут от них, и останутся они с сухими неводами и пустыми бочками.
Мальсагов вызвался угостить рыбаков невиданным блюдом, которое называлось шашлык. Он нарезал большими кусками кетину, надел их на выструганные палки и положил эти палки на два камня так, что куски оказались над жаркими углями. Жирная рыба зашкворчала, закапала на угли топленым жиром, распространяя вокруг аппетитный запах.