Конец всех времён
Шрифт:
Лиль не ответил на его риторический вопрос, а лишь робко кивнул в сторону полупустого котелка и осторожно напомнил:
– Ты так и не доел суп, а мы собирались подать второе.
– Пожалуй, я не голоден, – признался путешественник, безумно возбуждённый полученной от афеонцев информацией. – У меня в голове царит полный хаос, и я никак не могу смириться с тем, что увидел и услышал за последние тридцать минут. Может быть, всё происходящее – сон или игра моего больного воображения?
Несколько сотен пар глаз уставились на него с нескрываемым удивлением, и Жак нехотя согласился со столь веским доводом, поспешно добавив:
– Простите. Но я, в самом деле, не понимаю, как природа могла создать такую странную цивилизацию. Кстати, а сколько всего человек живет в посёлке?
– Вообще-то, мы называем Акрополис городом, –
– Вы хотите сказать, что вас всего лишь три сотни? Но это нонсенс. Любая популяция со столь незначительной численностью обречена на вымирание.
– Мы живём в несколько раз дольше людей и, за редким исключением, умираем лишь естественным образом. Афеон – крайне благоприятная природная среда, позволяющая нам не вести бесконечную борьбу за выживание, а наслаждаться окружающим великолепием.
– Но почему в таком случае вас не тысячи, а лишь три сотни? Уверен, биосфера планеты вполне справилась бы и с куда более значительной цифрой.
– К сожалению или к счастью, мы размножаемся куда медленнее людей. Наши женщины не могут иметь больше трёх детей, а потому существует естественный барьер, ограничивающий рост численности населения. Иногда нас становится чуть больше, иногда – чуть меньше, но с незапамятных времен мы не выходим за рамки определённых границ, и это способствует гармоничному развитию цивилизации.
Жак усмехнулся, выслушав доходчивые объяснения нового знакомого. И хотя существование такой разумной жизни в западном полушарии до сих пор казалось невероятным, он попытался смириться с увиденным и не забивать голову вопросами, на которые сами афеонцы никогда не дали бы вразумительного ответа. Постепенно интерес лилипутов к гостю иссяк, и большая их часть разошлась по своим делам, доверив человека заботам нескольких соплеменников, которые сами вызвались показать Акрополис и прилегающие к нему территории. Путешественник охотно согласился на эту маленькую экскурсию и отправился в компании коротышек осматривать рай, где ему, похоже, суждено было провести не один десяток лет.
11
Единственной, кто поначалу так и не нашел на Цериусе занятия по душе, стала Леа, целыми днями бесцельно слонявшаяся по пустынным дворцовым коридорам и без особого энтузиазма рассматривающая висящие на стенах картины, новейшим из которых недавно исполнилось шесть сотен лет. Изображения величественных замков, рыцарских турниров и портреты давно усопших красавиц не особо впечатляли девушку, привыкшую к суете современных мегаполисов и блестящим башням небоскрёбов, порой полностью закрывающих собой вечернее небо с тысячами звёзд, что так притягивали взоры далёких предков. Типичная представительница современной молодёжи, она утратила всякий интерес к искусству ещё в школе, когда взрослые настойчиво пытались пробудить в ней понимание живописи, скульптуры и музыки. Великолепие культурного наследия человеческой цивилизации не находило отклика в её сердце, а работа в научно-исследовательском центре и вовсе вычеркнула из памяти существование мира, выходящего за рамки расчётов гравитации, межпланетных путешествий и трёхмерного кино, безумно популярного во всех уголках вселенной. Попав в средневековье, Леа оказалась отрезанной от стандартного набора развлечений – в комнатах гостей не нашлось места даже самым обыкновенным телевизорам. Коллеги, привыкшие отдыхать компанией, почти сразу забыли о вечно неприметной младшей сотруднице, и она вынуждена была часами просиживать в одиночестве, мысленно проклиная планету за то, что та оказалась отнюдь не похожей на туристический рай, каким рисовалась в её детских мечтах. Цериус выглядел унылым и скучным миром, а творения местных художников только усиливали негативные впечатления, порождая атмосферу провинциальности и всеобщего запустения.
На третий день скитаний по галереям девушка случайно наткнулась на Джонда, разглядывавшего портрет молодой женщины в длинном вечернем платье. Король был настолько поглощен своим занятием, что ей ничего не стоило прошмыгнуть мимо и незамеченной скрыться за ближайшим углом. Однако безумная тоска по общению перевесила осторожность, и, подойдя к монарху, Леа тихо спросила:
– Любуетесь картинами?
На лице правителя не дрогнул ни один мускул, как будто он заранее знал
– Она напоминает мне о прошлом. Когда мы стали одной семьёй, Луиза привезла этот портрет ко мне вопреки желанию её родителей. Никто не знает, как зовут изображённую здесь красавицу, но существует поразительное сходство между ней и моей покойной женой. Я часто прихожу сюда и вновь и вновь погружаюсь в прошлое, не желая прислушиваться к здравому смыслу, пытающемуся спасти меня от трагедии молодости.
– Наверно, мне лучше уйти, – робко предположила Леа, но не сдвинулась с места, ожидая приговора монарха.
– Вы нисколько не помешали моему одиночеству, – поспешно отмахнулся Джонд. – На самом деле, я даже благодарен вам за то, что не позволили несчастному вдовцу в очередной раз дать волю чувствам.
Он демонстративно отвернулся от картины и как ни в чём не бывало спросил:
– Нравится моя галерея? Здесь собрано почти полторы тысячи работ, написанных художниками самых разных эпох. Говорят, ни у одного короля нет столь богатого собрания шедевров цериусианской живописи.
Девушке стало немного стыдно за свое невежество, но она не рискнула соврать и честно призналась:
– По правде говоря, я не очень увлекаюсь искусством. Все эти пейзажи и портреты кажутся мне немного скучными и лишёнными какого-либо внутреннего очарования. Я выросла в мире неоновых огней и шумных дискотек, где в каждом звуке ощущается сумасшедшая энергетика жизни, а здесь царит первобытное умиротворение, от одного соприкосновения с которым безумно хочется зарыться под одеяло и уснуть до наступления нового дня. Простите, что говорю всё это, но мне только теперь стало понятно, как сильно различаются наши заочные представления о мире и безжалостно ломающая любые стереотипы действительность.
– Может быть, вы просто не там ищите оправдание своих надежд? – предположил Джонд, и по его лицу расплылась загадочная улыбка. – Хотите, я покажу вам кое-что, не выставленное на всеобщее обозрение? К сожалению, стен коридоров недостаточно, чтобы развесить по ним всю мою коллекцию.
Леа согласно кивнула, чувствуя, как в её душе пробуждается живой интерес к происходящему. Король провёл свою гостью вниз в полуподвальные помещения, куда не проникали солнечные лучи и где под потолком примостились заделанные под факелы электрические лампы, освещавшие тусклым светом комнатки, напоминавшие средневековые камеры для заключённых. Впрочем, никаких узников там не было, а их место занимали обмотанные тряпками холсты и скульптуры из мрамора, камня и глины, изображавшие видных деятелей прошлого. Джонд даже не посмотрел в сторону этого безумно дорогого его сердцу хлама. Дойдя до конца коридора, он открыл ключом массивную металлическую дверь и предложил девушке последовать за ним в небольшой полутёмный зал, украшенный одной-единственной картиной. Холст размером два с половиной на четыре метра представлял собой горный пейзаж, на заднем фоне которого виднелись массивные снежные шапки никем не покорённых вершин. Справа была изображена цветущая долина, покрытая жёлтыми кустарниками и деревьями с огромными тёмно-синими плодами, напоминавшими земные сливы. Но не это привлекло внимание Леа, на несколько секунд потерявшей дар речи и нелепо застывшей с открытым от удивления ртом. Добрую треть отведённого ему пространства художник использовал для того, чтобы изобразить чудовище, не похожее ни на одно из известных науке живых существ. Огромная массивная туша с длинным острым хвостом, судя по масштабам, достигала в длину нескольких десятков метров и была покрыта крупной блестящей чешуей, идеально отражавшей солнечный свет. На приплюснутой уродливой голове, заканчивающейся хищной пастью с двумя рядами острых зубов, отчётливо выделялись большие чёрные глаза, готовые пригвоздить к стене взглядом любого психически неуравновешенного зрителя. Но самым ярким дополнением образа сказочного монстра служили гигантские крылья, сложенные на спине в форме треугольника и покрытые сложным узором, состоявшим из правильных геометрических фигур. Фантастическое создание выглядело настолько правдоподобным и естественным, что, казалось, вот-вот выскочит из вымышленного автором мира и, разрушив каменные стены, улетит прочь вопреки всем законам современной физики. С трудом избавившись от подобного наваждения, девушка перевела дух и почтительно проговорила: