Конец XIX века: власть и народ
Шрифт:
Казнь народовольцев
Во время этих событий готовился и суд над террористами. Вслед за Желябовым и Рысаковым арестовали Гесю Гельфман, Тимофея Михайлова, Кибальчича и, наконец, Перовскую. Кроме них отыскали и схватили еще многих, кто знал о готовившемся покушении, готовил его, но не принимал в нем непосредственного участия. Все русское общество было взбудоражено предстоящим процессом, и судьба арестованных убийц волновала тысячи граждан России. Среди них были два ее гения – писатель Лев Толстой и философ Владимир Соловьев.
Толстой, промучившись много дней от мысли, что из-за его бездеятельности могут погибнуть несколько человек, вдруг увидел сон, в котором он сам был палачом и держал петлю, собираясь вешать осужденных.
Технический расчет Толстого был правилен, но стратегический – совершенно неверен. Победоносцев, получив и прочитав письмо, отказался передавать его царю, потому что буквально накануне сам вступил в переписку с Александром, заняв совершенно противоположную позицию. Победоносцев писал: «Если будут Вам петь прежние сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в прежнем направлении, – о, ради Бога, не верьте… Злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя вырвать только борьбой с ними не на живот, а на смерть – железом и кровью».
28 марта, когда уже шел суд, с призывом помиловать убийц обратился великий русский философ Владимир Соловьев. Он сделал это открыто, во время публичной лекции, попросив царя простить безоружных, и Александру тотчас же о том сообщили. Испугавшись, что призыв Соловьева хоть немного повлияет на царя, Победоносцев тут же написал ему новое письмо: «Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему величеству извращенные мысли и убедить Вас в помиловании преступников. Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет – этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует лишения и громко ропщет, что оно замедляется». Император Александр, прочитав письмо, подписал вверху: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за что я ручаюсь».
К смертной казни приговорили все же пятерых – Желябова, Перовскую, Михайлова, Кибальчича и Рысакова. Гесю Гельфман оставили в живых, так как она была беременна; приведение приговора отложили до рождения ребенка.
Их повезли на казнь ранним утром 3 апреля. С высоких позорных черных колесниц они увидели запруженный народом огромный Семеновский плац, высокий черный эшафот и 5 виселиц. Кругом стояли войска, гремели барабаны, и хотя Михайлов что-то кричал, ничего слышно не было. Под виселицами, переминаясь с ноги на ногу, стоял единственный в России палач – Иван Фролов, казнивший впоследствии чуть ли не всех приговоренных к повешению. На всех преступников надели саваны и первым вздернули Кибальчича. Потом наступил черед Михайлова, который дважды сорвался с перекладины и был повешен только с третьего раза. После Михайлова наступила пауза – палач и его помощники стали осматривать веревки, усиливать их прочность, крепить узлы, а трое приговоренных ждали, когда наступит их очередь.
Софья Перовская была первой женщиной в России, казненной по политическим мотивам, а вся экзекуция 3 апреля была последней публичной казнью. Законом от 26 мая 1881 года предписывалось совершать казни скрытно, преимущественно в тюрьмах, но и этот закон потом неоднократно нарушался, обрастая дополнениями, поправками и особыми,
«Священная дружина»
Казнь Желябова и его сообщников не означала, что террористы разгромлены. Они оставались в подполье и готовились к продолжению борьбы. Однако к борьбе готовились и их противники – сторонники самодержавия. К лету 1881 года в монархических слоях общества возникло новое для России движение. Изверившись в возможностях жандармов и полиции до конца уничтожить радикалов и террористов, группа энтузиастов-добровольцев из числа наиболее последовательных монархистов (преимущественно офицеров гвардии и аристократов) создала тайную, глубоко законспирированную антиреволюционную организацию «Священная дружина».
Активный народоволец Н. А. Тихомиров, глубоко и искренне разуверившийся в терроре и ушедший из политической жизни, писал в 1894 году: «Полиция еще до графа Лорис-Меликова, заявившая себя крайне неудовлетворительно, была при нем окончательно скомпрометирована в общественном мнении.
Патриотическое чувство, глубоко пораженное злодейством 1 марта, возбудило мысль общественной охраны государя императора. Государь ввиду общего разочарования в полиции не счел нужным пресекать это выражение заботливости преданных ему верноподданных».
К октябрю 1881 года «Священная дружина» как всероссийская организация приняла следующее устройство: во главе ее стоял Совет первых старших членов, деятельностью же управлял Центральный комитет. Исполнительными органами были Организационный комитет и Исполнительный комитет. Во многих городах России были созданы филиалы «Священной дружины». Особенно крупными (кроме Петербурга и Москвы) они были в Нижнем Новгороде, Харькове, Киеве и Земле Войска Донского. Общее число всех членов тайного общества превышало 15 000 человек. Наибольшее число добровольцев было в составе «Добровольней охраны» и «Добровольной железнодорожной охраны», которые оберегали царя, его приближенных и его семью при переездах с места на место и при остановках на любое время.
В «Добровольной железнодорожной охране» вскоре обратил на себя внимание молодой начальник службы эксплуатации Юго-Западной железной дороги Сергей Юльевич Витте – будущий министр, выдающийся государственный деятель. Он был одним из первых, кому пришла идея создать «Священную дружину». ЦК возглавлял генерал-адъютант граф И. И. Воронцов-Дашков, Исполнительный комитет – генерал-адъютант И. Н. Дурново, Организационный комитет – генерал-адъютант Н. В. Левашов. Во главе Петербургского совета «Добровольной охраны» стоял генерал-адъютант П. П. Шувалов, Московскую местную организацию возглавлял генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков. Из дошедшего до нас списка членов «Священной дружины» известно, что из 709 человек 326 были офицерами, 245 – отслужившими казаками, 115 – землевладельцами-домовладельцами. А вот священников и крестьян было всего по одному. Во главе же всей организации, как предполагают, стояли Н. П. Игнатьев, М. Н. Островский и К. П. Победоносцев.
Граф Николай Павлович Игнатьев – выпускник Пажеского корпуса, офицер лейб-гвардии гусарского полка, военный атташе в Лондоне и Париже – в 27 лет стал генералом и послом в Китае, а в 1860 году и генерал-адъютантом Александра II. В 1864 году он был послом в Константинополе, заявив себя решительным сторонником активной политики России на Балканах и в Болгарии. Возвратившись в Россию после победы в русско-турецкой войне и заключения Сан-Стефанского договора, Берлинский трактат он воспринял, как национальное унижение и позор России и в мае 1878 года вышел в отставку. После 1 марта 1881 года он стал министром государственных имуществ, а с мая 1881 по май 1882 года – министром внутренних дел. Именно в это время и существовала «Священная дружина». Покинув пост министра государственных имуществ, Игнатьев передал его Михаилу Николаевичу Островскому – младшему брату драматурга А. Н. Островского. М. Н. Островский занимал министерский пост до 1893 года, когда получил новое повышение, став председателем департамента законов Государственного совета.