Конец Желтого Дива
Шрифт:
— Выходит, придется идти нам вдвоем?
— Нет, по условиям не положено, чтобы и жених и невеста оба были из милиции.
— Почему это не положено?
— Если у них родится мальчик, то будет отчаянным свистуном.
— А если девочка?
— Если девочка… то креме журнала мод ничего не будет читать.
Лиляхон громко засмеялась, звонко хлопнула ладошкой по голой коленке.
— Ах, Хашим-ака, вам бы конферансье работать…
Да, шутки шутками, но как же быть с Адылом-негодяем? А может, поговорить с Халиковым? Нет, не годится. Сгоряча он тотчас ринется его хватать. Раз повезло, сеть надо закидывать пошире. Ведь в ней пока только Адыл-хитрюга да Шакир-«законник»… А мало ли еще прячется по разным щелям
Придя к этому выводу, я со спокойной совестью окунулся в повседневные дела, которых, кстати, накопилось предостаточно. Кроме того, беседы с Мама-азыком-ака, его рассуждения окончательно вытеснили из головы мысли об Адыле Аббасове.
Прав был полковник, когда говорил, что в нашем деле важнее иметь не быстрые ноги, а умную голову. И Мамаразык-ака работал по этому принципу. О лучшем помощнике я не смел и мечтать. За какие-нибудь пятнадцать-двадцать дней он привел в порядок все дела. С двадцатью четырьмя своими помощниками провел проверку на всех предприятиях и в магазинах, ресторанах и кафе, которые вызывали подозрение. Да-а, Мамаразык-ака оказался асом ОБХСС. Трудно представить, что такой ценнейший человек пролеживал бы дома кровать, получая свою пенсию, или готовил плов в чайхане с такими же, как сам, стариками, портил себе желудок. А теперь, благодаря Салимджану-ака, он опять в гуще жизни, опять полезный член общества.
Против завхоза техучилища было возбуждено уголовное дело и расследование по нему я вел сам. Сегодня в первый раз вызвал его на допрос. Мирсалимов оказался скользким, как обмылок. Разговор получился вовсе безрезультатным, и я отпустил его, велев хорошенько подумать.
Через минуту в кабинет вошел, скрипя протезами, Мамаразык-ака.
— Хашимджан, вы не обидитесь, если я сделаю вам замечание?
— Нет, что вы! Всегда готов вас выслушать.
— Сдается мне, вы не совсем еще подготовлены для допросов; а это дело не менее важное и сложное, чем выслеживание и задержание преступника.
— Почему вам так кажется?
— Я слышал, как вы разговаривали с Мирсалимовым.
Я молчал, не в силах сразу признать его правоту.
— Да, вы не подготовлены, — продолжал пенсионер. — Сегодня не вы допрашивали Мирсалимова, а он допрашивал вас, выведал, что вам известно, что не известно…
Мамаразык-ака опустился на диван, потом попросил, если мне не трудно, принести из соседней комнаты пиалу холодного чая, выпил его, утер рот ладонью.
— Так вот, Хашимджан, слушайте первую заповедь искусства ведения следствия…
И Мамаразык-ака начал говорить. По его словам, следователь подобен полководцу, который поведет войска на штурм позиций неприятеля. Полководец, как известно, чтобы одержать победу, должен знать, хотя бы приблизительно, численность врага, его вооружение, состояние боевого духа, тактику; где расположены основные силы, а также условия поля битвы, объекты, за которые неприятель будет держаться до последнего, будь то речка, высота или маленький хутор. Так же и следователь. Прежде чем начать допрос подозреваемых и свидетелей, он должен досконально изучить объект, где произошло преступление, систему отношений людей, их характеры, привычки, какие упущения или недостатки на предприятии, в учреждении способствовали возникновению правонарушения. Вот лишь тогда можно начинать следствие и лишь тогда следователь будет хозяином положения, а преступник прижат в угол.
Потом мой помощник рассказал несколько случаев из своей практики и закончил свою нескучную лекцию словами:
— Поэтому, Хашимджан, вам лучше всего прекратить допрос Мирсалимова, пока досконально не изучите
— Вы правы, — признался я, выполнив просьбу своего помощника. — Я понял, что еще не совсем готов вести следствие. Ну, да ведь я университетов не кончал…
— Еще молоды, успеете. Похвально то, что сразу признаете свои недостатки. — Прихлебывая чай, Мамаразык-ака продолжал не спеша: — На свете встречаются люди двух типов, коих надо остерегаться. Одни считают себя всезнающими, а всех других — дураками; они ни у кого ничему не хотят учиться. К другой, близкой им категории относятся те, которые сами ничего не знают, но днем и ночью поучают других. Хашимджан, вы мне годитесь во внуки, поэтому прошу, не обижайтесь на меня, если иногда во мне прорвется, как сегодня. А к какой категории людей принадлежу я — решайте сами, — мой помощник лукаво улыбался.
— Да что вы, наоборот, я очень благодарен вам, — я вскочил с места. — Если вы не против, провожу вас до дома.
— Хашимджан, не забывайте, что я похож на стреноженного коня: пока мы доберемся до дома — ого-го, сколько времени пройдет…
— Да я не спешу. Все равно мне некуда себя девать.
Я взял Мамаразыка-ака под руку и мы потихоньку тронулись в путь. О многом переговорили. О природе преступления и о психологии преступника. Мамаразык-ака рассказал еще, как он несколько лет назад ездил в Россию знакомиться с работой милиции одного города. Несмотря на то, что населения в нем раз в десять больше, фактов преступности и нарушений общественного порядка оказалось в несколько раз меньше, чем в нашем городе. Причина этого, по мнению Мамаразыка-ака, — глубоко укоренившееся в сознании люден убеждение, что преступник ни при каких обстоятельствах не избежит возмездия, что любой хулиган и дебошир получит соответствующую награду за свои «геройства». Кроме того, нарушители даже больше боялись людского осуждения и презрения, чем наказания.
— А в нашем городе пока что, — продолжал Мамаразык-ака, — и преступник и хулиганы стараются избежать возмездия, укрывшись за спиной иных лиц влиятельных и авторитетных, и это им зачастую удается. Да и людей мы недостаточно воспитываем в духе понимания советской законности. В прошлом году, к примеру, был такой случай. Школьный учитель разоблачил махинации директора. А недалекие люди начали стыдить не преступника, а его разоблачителя.
«Эй, недотепа, — говорили ему, — ну, украл человек, но ведь не из твоего же кармана, а у государства! Государство наше богатое — не обеднеет. А человек этот семейный, детей имеет, кто их будет кормить, если его посадят?» И перестали с бедным учителем здороваться, звать на свадьбы там, похороны… Да, нам еще работать и работать, чтобы люди наши знали, кого презирать, предавать остракизму, а кого поддерживать.
— Это мечта Салимджана-ака…
— Да, Хашимджан, но у нас тоже дело идет к тому. Поверьте, Хашимджан, если и дальше так пойдет, то через год-другой… да ладно, чего гадать, поживем — увидим: а точнее сказать, поработаем — увидим.
Любовь поселяется в чистых сердцах
Да полно, сказал я сам себе, чего это я лью слезы, переживаю, не сплю, не ем, когда следует действовать и действовать! Вот ведь даже в газете черным по белому написано: «Чтобы добиться своей цели, человек должен до предела использовать свои возможности…» А разве у меня нет этих возможностей? Как бы не так!.. Верно я говорю, шапочка моя? Да ведь стоит мне тебя надеть, как стану невидимым и смогу заявиться к Фариде хоть на работу, хоть домой! И не удержусь: если плачет — утру слезы; если смеется, поет и красит усьмой глаза — далеко упрячу пиалу с усьмой, пусть поищет, позлится!