Конечно, кровь
Шрифт:
Вероятно, меня выдал не взгляд, а поза.
Может быть, запах, о котором я беспечно забыл.
Но Пыльный внезапно приблизился. Надвинулся почти вплотную, приспустил очки и осторожно повёл носом. Холёный, уверенный в себе, готовый действовать решительно и жёстко.
— Не стоит медлить, господин Скичира, — язвительно заметил он, вздёргивая левое ухо и будто прислушиваясь к возобновившемуся снаружи бою. — Какие бы указания мой достопочтимый казоку-хетто ни передал вам во второй записи, действовать нужно быстро.
Я
В моей голове заиграла музыка, которую хотелось называть «джазом»…
Наверное, дальше я действовал по наитию. Остановись в тот миг хоть на секунду, и анализ возможных рисков перевесил бы всю решимость. Заставил бы отказаться от безумства, подчинил бы волю поступить иначе и благоразумнее. Да, определённо, мной двигала незамутнённая злость и подпитанная ею спонтанность.
— Каково это было, убить Разрушителя? — громко спросил я Сакагу, чуть подаваясь вперёд. — Самого достойного и именитого казоку-йодда «Детей заполночи»?!
— Чего?!
Пыльный оскалил резцы, абсолютно не ожидая подобного вопроса. Усы встопорщились, а мимические мышцы на морде задвигались, когда тот попытался сообразить, об убийстве какого из «Детей» вообще идёт речь, и причём тут он сам.
— Девять крохотных мышат сговорились не дышать! — скороговоркой выпалил я, приковав его взгляд. — Один вдруг затих не шурша, и осталось лишь восемь мышат!
Не было нужды переходить на «низкий писк». Не было необходимости взламывать сознание ненавистного чу-ха, давить его, подчинять и зачаровывать. Я грубо наседал, пытаясь сбить с толку, и у меня получалось — фер Сакага почти отступил, а губы затрепетали и обнажили нарощенные клыки.
— Задохнулся второй насовсем, и мышаток осталось семь! — почти выкрикнул я. Эхо пронеслось по квадратной комнате, ударило в куб с кулоном, отскочило от стен. — У третьего лопнул глаз, и шесть уже мышек сейчас!
— Заткнись, выродок! — прошипел посланник Господина Киликили, а в его зрачках вспыхнул запоздалый страх понимания. — Быстро завали поганую пасть!
— Четвёртой не устоять, и вот уж мышей только пять!
— Замолкни или умрёшь! — взвизгнул Пыльный, выдвигая титановые зубы.
И всё-таки вскинул лапы к прижатым ушам, словно собираясь ладонями отгородиться от опасных звуков. Всего на секунду, но мне хватило…
«Молот» поднялся легко и плавно, почти без шансов быть отведённым в сторону. Три фанга одна за другой впились в подбородок черноспинки, с чмокающим присвистом вылетев из затылка и ударив в кирпичи.
Пыльный захрипел, издал протяжный писк, а через мгновение в мои рёбра ударило слева, чуть не сбив с ног. Ахнув, я подался в сторону и чуть не разрядил в голову ублюдка остальную
Три выдвижных когтя, всё же сумевшие проткнуть безрукавную бронекуртку на моём боку, с шелестом покинули слой вспененного алюминия, сонно потянули за собой вязкие красные нити. По рёбрам скользнула волна боли, под бронёй стало влажно.
Выругавшись, я вложил «Молот» в кобуру и торопливо ощупал пробоины. Убедился, что лёгкое не задето, как и артерии, хотя одно из рёбер горело, будто надломленное.
Я опустился на колено. Гоня надвигающуюся панику, вытряхнул из рюкзака аптечку и постарался не морщиться. Зубами стянул перчатки, наполнил ладонь «жидким пластырем» и со стоном протолкнул под броневой нательник снизу.
Прижал гель к ранам, выждал положенные секунды, и с болезненным хрустом отодрал перепачканные кровью пальцы. А затем выпрямился над телом фер Сакаги и сухо сплюнул на мёртвую крысу.
— Это за Прогиба, борф…
В реальность вернулись многочисленные выстрелы ассолтеров. Прогремел взрыв, припорошивший кубическую машину пылью с потолка, ещё один грохнул в отдалении. Тактическая консоль на предплечье Сакаги мерцала россыпями маркеров и неотложных вызовов, так и оставленных без ответа.
Лишённый возможности наблюдать за происходящим снаружи, я мог только гадать. Но если опираться на частоту пальбы, бой там сейчас кипел куда более жестокий, чем четверть часа назад…
Застегнув и накинув рюкзак, я затравленно обернулся к кубу.
И что, байши, делать теперь? Личный разговор с Пыльным, это одно. Мольба Песчаного Карпа — совсем иное. И почему, ради Когане Но, джи-там общался со мной не напрямую, а проникновенными записями?! Чтобы я не смог отказать? Чтобы испытывал гнетущее смятение? Чтобы не соблазнился задать лишних глупых вопросов, способных отнять драгоценное время?
Успею я вызвать Киликили через «мицуху»? А если «Садовники» не сдюжат? Что, если дверь в любой момент влетит внутрь под дуновением управляемого взрыва?
Задрав рукав, я активировал гаппи и изучил пересыпанный чуть раньше код — длиннющий и очень сложный. Причём с несколькими незнакомыми символами, однако же имевшимися на странном клавиатоне куба.
Задумчиво уставившись в тёмный зев ниши (призывно мерцали хромированные зажимы), я облизал сухие губы и крутанул на пальце колечко Аммы. Оно отказалось двигаться, намертво присохнув на коктейле из крови и «жидкого бинта», перепачкавшем обе ладони.
Я встряхнулся всем телом — дурацкая привычка, годами перенимаемая у чу-ха, с которыми Ланс Скичира жил и проворачивал дела. Интересно, как бы поступил Нискирич? А Амма? Сапфир? Зикро? Щуп? Подверни Штанину? Галло Ш’Икитари по прозвищу Перстни? Или даже Ч’айя?