Коненков
Шрифт:
За «Автопортрет» в 1958 году Сергей Тимофеевич Коненков первым среди мастеров изобразительного искусства был удостоен Ленинской премии.
В 1954 году он стал действительным членом Академии художеств СССР. В следующем, 1955 году, ему присвоили звание народного художника РСФСР. С 1958 года он. — народный художник СССР. Признание полное, безусловное.
ГЛАВА XI
САМ СТАР, ДА ДУША МОЛОДА
Дивное, счастливое воодушевление владело им. Во второй раз на склоне лет он становится признанным лидером отечественной скульптуры.
Сергей Тимофеевич говорил о годах революции, о ленинском плане монументальной пропаганды. Его речь содержала конкретный, обоснованный всей предшествовавшей жизнью призыв: «Я предлагаю съезду художников, чтобы историческая дата опубликования ленинского плана монументальной пропаганды — 14 апреля 1918 года, начиная с 1958 года, ознаменовалась и отмечалась как День художника. Пусть именно в весенний день 14 апреля мастера изобразительного искусства ежегодно отчитываются перед народом. Пусть в этот день в клубах, в фойе театров открываются новые выставки, закладываются памятники, а художники и скульпторы в своих мастерских принимают зрителей, как самых своих желанных гостей».
Коненков так поступал в далекие годы революции, так было и с того момента, как он въехал в мастерскую на Тверском. Желающих прийти в гости к Коненкову было великое множество: делегации заводов и фабрик, школьники и ученые, космонавты и музыканты.
В 1958 году вышла в свет первая книга Сергея Тимофеевича «Слово к молодым». Привлекали всеобщее внимание его публицистические выступления на страницах «Правды», «Известий», «Советской культуры», «Литературной газеты», журналов «Коммунист», «Огонек», «Молодая гвардия». Слово Коненкова, так же как и его искусство, волновало, звало за собой.
Преодолевая робость, и смущение, я, молодой в ту пору журналист, увлечённый решением проблемы сбережения памятников русской старины, позвонил Коненковым и сказал взявшей трубку Маргарите Ивановне, что мне необходимо встретиться с Сергеем Тимофеевичем по важному, неотложному делу. Услышав в ответ привычно звучащее в устах занятых людей: «Позвоните завтра», огорчился. А назавтра — неожиданная радость: «Сергей Тимофеевич ждет вас к пяти часам».
Он слушал внимательно, безмолвно. Величавое спокойствие постепенно исчезало с его лица, он стал разглядывать меня заинтересованно, вдруг перебил:
— В годы революции мы не так относились к памятникам…
— Об этом нужна статья для «Огонька». Ваша статья. Уверен, она многих убедит в том, что забота о сохранении памятников — долг и обязанность каждого из нас, всех граждан.
— Конечно, это так. И у меня душа болит за памятники…
Он загорается и увлеченно, с поражающим воображение знанием предмета излагает свои взгляды. Я спешно записываю его мысли. Замечательно то, что видит он проблему в исторической перспективе, а мыслит по-государственному.
—
Наутро, в девять, звонок:
— Сергей Тимофеевич ждет вас. Когда? Уже ждет. Вы его чем-то «потрясли». Впрочем, это так часто происходит, что я перестала удивляться, — закончила разговор Маргарита Ивановна.
Только присели, Коненков строгий, сосредоточенный, приказал:
— Читайте.
«Хорош бы я был, не приготовь статью к сегодняшнему утру», — подумал про себя и стал читать, волнуясь, стремясь донести до него каждое слово.
«Многочисленны, — читал я, — очаги древней культуры на необъятных просторах нашей Родины. Городища, обнесенные валами, курганы-могильники, соборы, старинные дома, связанные с именами великих русских людей… Вот она — живая книга нашей отечественной истории!.. А часто ли мы заглядываем в эту книгу? Бережем ли память предков? Учим ли молодежь любви к родной земле, ее истории и культуре? Надо прямо ответить: редко заглядываем, плохо бережем, мало учим!»
— Это хорошо сказано. Редко заглядываем. Плохо бережем! Мало учим!
В статье говорилось о высоких образцах искусства, оставленного нам в наследство безымянными мастерами Древней Руси, творившими по принципу: «Как мера и красота скажет». Коненков с восхищением отнесся к словам Ромена Роллана, сказавшего о нашем национальном гении: «Шедевры Рублева сохраняются в моей памяти как выражение всего самого чистого и самого гармоничного в живописи». Однако по мере умножения числа примеров и риторических пассажей он темнел, как грозовая туча.
«…Как же мы можем быть равнодушны к научной пропаганде огромного, художественного наследства Древней Руси? Пропаганде умной, целенаправленной, всенародной?» — бойко прочитав эти два вопроса, я сделал паузу. Коненков строго поглядел на меня.
— Это только декларация, — недовольно заметил он. — А дело, дело! Где конкретные предложения?
— Не дошел еще до дела…
— Так читай. Не медли. Надо спешить. Давно пора вступиться за памятники.
На лету выправляю текст, спешу за ходом мысли Коненкова, тороплюсь в точности записать произносимые им фразы:
«И пора, давно пора переходить от слов к делу!
Почему не доводится до конца прекрасная инициатива Министерства культуры СССР о создании в республиках обществ охраны памятников старины?
Такие общества созданы в Грузии и Латвии. Но такого общества нет, скажем, в РСФСР. А ведь больше всего потрав бесценной старины происходит именно в Российской республике. Общество по охране памятников должно быть создано в России в самое ближайшее время. Ждать нельзя!..»
Когда по требовательному звонку Маргариты Ивановны в очередной раз я пришел к Коненковым, Сергея Тимофеевича застал за чтением огоньковской статьи. Он водил большим увеличительным стеклом в стальной оправе с массивной металлической ручкой по строчкам и, довольный собой, улыбался: