Конфайнмент
Шрифт:
— Слушай, тебе фамилия Собчак о чём-нибудь говорит? — и тут же, не давая опомниться. — А Березовский, Кох, Бурбулис, Коротич, Ельцин?
Однако не на того напал. Ведь, как говорили опытные сидельцы, «пять лет отсидки пяти университетов стоят». Я, конечно, пять лет не сидел, но даже недели вполне хватило, чтобы понять: с товарищами из органов ухо надо держать востро, даже если друзья…
— Собчак?.. Нет, не слышал. А из других я только про Коха знаю. Туберкулезные палочки так, по-моему, называются.
Секунд пять Ходырев сверлил меня пристальным
— Ладно. Давай собирайся, а я пока пойду машину проверю.
— Зачем?
— Ну, у тебя же, наверное, много вещей. Пешком в одну ходку не донесёшь, а на машине удобнее.
Я покачал головой.
— Не надо машину. Шмоток у меня мало. Как-нибудь сам доберусь.
— Сам так сам. Была бы честь предложена, — не стал спорить майор. — Но только учти. Завтра тебе надо быть на бильярде. И это не предложение. Это, считай, приказ.
Я тоже решил не спорить. Хотя, безусловно, мог бы. Во-первых, потому что он мне совсем не начальник, а во-вторых, в будущем на такого рода заходы требовалось отвечать той же монетой. Ведь, по большому счёту, вопросы, которые мне были заданы, преследовали чёткую цель: выяснить, имею ли я хоть какое-нибудь отношение к этим гаврикам?
Судя по наличию в списке товарища Ельцина, все они недавно преставились.
Плакать по ним я, конечно, не собирался. В моём ещё не свершившемся будущем каждый из них заслуживал наказания. Вот только судить их мне уже не хотелось. Кто знает, какое оно теперь будет, это самое будущее?
Единственное, что действительно напрягло — это упоминание Собчака. Даже интересно, когда он конкретно помер? Неужели во время моей поездки в город трёх революций?
— А хочешь узнать, что это были за люди? — небрежно поинтересовался Ходырев минут через десять, когда я уже собрал все вещи и начал запихивать их в рюкзак.
— Люди? Какие люди?
— Те, про которых я спрашивал.
Я оторвался от сборов и уставился на майора.
— Ну… было бы любопытно.
— Все они умерли. Причем, недавно, в течение месяца. И не просто умерли, а были убиты с применением одного и того же оружия. Пятеро выстрелами в упор, шестой более хитро, но без стрельбы там тоже не обошлось.
— И что за оружие? — изобразил я вежливый интерес.
— Пистолет Тульский-Токарев, иначе ТТ. Раньше он ни по каким базам не проходил, ни заводским, ни военным, ни милицейским.
— А за что их убили?
— В том-то и дело, что непонятно, — вздохнул Ходырев и снова очень внимательно посмотрел на меня.
— Меня что ли подозреваете? — состроил я удивленную мину.
— Да нет, конечно, — ещё раз вздохнул майор. — Как минимум, на троих у тебя полное алиби. А поскольку оружие во всех случаях идентичное, к гибели остальных ты вряд ли причастен. Просто все эти эпизоды уж очень похожи на те, за которые тебя пытались привлечь.
— Попов и Гайдар?
— Да.
Я сделал вид, что задумался.
— Но ведь Попова с Гайдаром не из пистолета убили.
— Так-то оно так, — почесал в затылке «чекист». — Но вот ведь в чём заковыка. Формально все эти люди друг с другом не связаны. Тем не менее, в пяти подтвержденных случаях, когда они умирали, рядом по непонятной причине оказывался некий Фомин Андрей Николаевич. Иногда даже очень рядом, на расстоянии выстрела. Однако при всём при этом мы абсолютно уверены, что ты никого из них действительно не убивал.
— И что из этого следует?
Ходырев опять взглянул на меня.
— Вывод простой: кто-то достаточно тонко, но в то же время целенаправленно подводит тебя под подозрение. Зачем? Нам это неизвестно. Убийцу, кстати, уже обозвали «лесным стрелком».
— Лесным стрелком? Почему?
— Потому что пять из восьми потерпевших были убиты в парках или лесных массивах. И что интересно, жертвы, скорее всего, совершенно спокойно общались с убийцей и до последней секунды даже предположить не могли, что их собираются убивать. То есть, они либо не чувствовали опасности, либо неплохо знали убийцу, либо он просто сумел их чем-то заинтересовать. Убитых, кстати, не грабили. Просто убивали и всё…
— Зачем вы всё это рассказываете? — перебил я майора.
— Затем, — усмехнулся тот, — что нам кажется: убийца имеет отношение к твоему прошлому-будущему. Пусть это напоминает фантастику, но ты ведь и сам… в определённом смысле, персонаж фантастический, разве не так?
Я кивнул.
— Пожалуй, что так.
— Ну, а раз так, я должен предупредить тебя. Во-первых, будь осторожен.
— А во вторых?
— А во-вторых, постарайся всё-таки вспомнить. Может быть, эти убитые и вправду имеют какое-то отношение к твоей прошлой жизни, но ты об этом просто забыл.
«Или соврал», — домыслил я то, что осталось за скобками…
Всего через полчаса я снова, как и в начале октября, сидел на скамейке возле подъезда, где жила Лена.
Это произошло не специально. Просто так получилось. Вышел из конспиративной квартиры, попрощался с Ходыревым и побрёл потихоньку в общагу. Но, как оказалось, «тут в город одна дорога», и мимо знакомого дома никак не пройти, даже если захочется.
Зачем я остановился?
Да чёрт его знает. Наверно, решил проверить: следит за мной кто-нибудь или нет?
Понятно, что соглядатаев из «семёрки» обнаружить не удалось. Их или не было, или они отлично маскировались.
Сидеть, несмотря на лёгкий мороз, было совсем не холодно. Железнодорожный бушлат грел не хуже армейского. А от крутящихся в голове мыслей становилось даже немного жарко.
То, что саму Лену увидеть здесь не получится, я узнал ещё в понедельник.
На балконе мы со Смирновым стояли минут пятнадцать.
Почему, спрашивается, не вернулись обратно в комнату, чтобы поговорить в нормальных условиях? Ответ на этот вопрос был чрезвычайно простым.