Конференция представителей власти
Шрифт:
– Какого рода стихи? – спросил Кливер.
– Премилые стихи! Томми обыкновенно распевали их громко. Была одна песня с хором, приблизительно такого содержания:
Тибо, король Бирмы, поступил очень глупо, Когда выстроил вражеские войска в боевом порядке, Он мало считался с тем, что мы из-за дальних морей Пошлём наши армии в Мандалай.– О, это великолепно, – воскликнул Кливер. – И как удивительно метко сказано! Понятие о полковом барде совершенно ново для меня, но, конечно, это вполне естественно.
– Он пользовался страшной популярностью среди солдат, – сказал Инфант. – Он перекладывал в поэмы все, что только они делали. Это был великий бард. У него всегда была наготове элегия, когда нам удавалось покончить с бохом, т. е. предводителем дакоитов.
– Как же вы приканчивали его? –
– О, просто пристреливали его, если он не сдавался сам.
– Вы… Вы могли застрелить человека?
Сдержанный смех трех молодых людей был ответом на этот вопрос, и спрашивающему стало ясно, что жизненный опыт, которого не было у него, а он взвешивал на весах людские души, был дан в удел этим трём молодым людям с такой приятной внешностью. Он обратился к Невину, который вскарабкался на этажерку и сидел на ней, по-прежнему скрестив руки.
– А вы тоже?
– Мне кажется, что да, – мягко сказал Невин. – В Чёрных Горах он скатывал камни со скалы на мою полуроту и портил нам наше расположение. Я взял у солдата винтовку и вторым выстрелом сбросил его вниз.
– Великое небо! Но как же вы чувствовали себя после этого?
– Страшно хотелось пить и потом… курить.
Кливер взглянул на самого молодого из них – Буало. Уж наверное у этого руки были не запятнаны кровью. Но Буало покачал головой и рассмеялся.
– Продолжайте, Инфант, – сказал он.
– И вы тоже? – спросил Кливер.
– По-видимому, да. Видите ли, со мной дело было так, что я должен был выбрать – убить или быть убитым; и вот я кого-то убил. Я не мог поступить иначе, сэр.
Кливер взглянул на него так, как будто хотел задать ещё несколько вопросов, но Инфант, увлекаемый приливом вдохновения, уже заговорил снова.
– Ну вот, в конце концов, мы заслужили репутацию взбалмошных мальчишек, и нам было строжайше запрещено брать с собой томми под каким бы то ни было предлогом. Я не был особенно огорчён, потому что томми – довольно требовательные существа. Они желают жить так, как будто мы находимся все время в казармах. Я питался птицей и варил себе кашу из крупы, но мои томми непременно желали иметь свой фунт свежего мяса, пол-унции того и две унции другого, а если нам случалось пробыть четыре дня в джунглях, они приходили и приставали с табаком. Я говорил им: «Я могу вам дать бирманского табаку, но я не могу держать у себя в рукаве маркитантскую лавочку». Но они с этим не считались. Они желали иметь все деликатесы сезона – и ничуть не смущались требовать их.
– Вы были одни, когда вам приходилось иметь дело с этими людьми? – спросил Кливер, глядя на Инфанта. Им овладели новые мысли, которые, по-видимому, мучили его.
– Разумеется, один, если не считать москитов, они были почти такой же величины, как люди. Когда пришла моя очередь лежать догго, я начал искать, что бы мне делать. Я был в большой дружбе с одним человеком по имени Хиксей, служившим в полиции; это был лучший человек, который когда-либо жил на свете, первоклассный человек!
Кливер одобрительно кивнул головой: он понимал, как надо ценить энтузиазм.
– Между нами была такая крепкая дружба, как между ворами. Под его командой было несколько конных стражников – удалых малых, вооружённых саблями и карабинами. Они ездили верхом на крепких и коренастых бирманских пони с верёвочными стременами, на красных сёдлах и с красными уздечками. Хиксей посылал мне обычно шестерых или восьмерых из них – сущие маленькие дьяволы, сердитые, как горчица. Но они слишком много рассказывали своим жёнам, и все мои планы раскрывались раньше времени, пока я не придумал назначать им на ночь ложные маршруты, а утром вести их в совершенно ином направлении. Тогда нам удавалось захватить глупого даку до завтрака, и это для него было очень чувствительно. Хлинедаталоне – очень угрюмая страна; сплошные бамбуковые джунгли, среди которых вьются тропинки около четырех футов шириной. Даку знали все эти тропинки и бросались на нас из-за угла, но и конные полицейские знали эти тропинки не хуже самих даку, и мы устраивали на них облаву, загоняя то туда, то сюда. Если только нам удавалось спугнуть их, люди верхом на пони всегда имели преимущество в борьбе с пешими. Мы поддерживали во всей стране полный порядок в течение месяца. Потом мы захватили боха Нагхи, Хиксей, я и один гражданский чиновник. Это было очень забавно!
– Мне кажется, я начинаю немного понимать, – сказал Кливер. – Вам доставляло удовольствие наводить порядок и сражаться?
– Ещё бы! Нет ничего приятнее, чем удавшаяся экспедиция, когда ваши планы исполняются, ваши сведения оказываются точными и правильными и весь суб-чиз, – я хочу сказать, все дело – разрешается, как формулы на чёрной классной доске. Хиксей собрал все сведения относительно боха. Он сжигал деревни в пятнадцати милях от нас и поджидал подкрепление. Нам же удалось раздобыть тридцать конных стражников и окружить их раньше, чем они принялись грабить и жечь вновь отстроенные нами деревни. В последнюю минуту один гражданский чиновник, приехавший сюда из Англии, решил, что он тоже может принять участие
– А кто это был? – спросил Невин.
– Его звали Деннис, – медленно произнёс Инфант. – И больше я ничего не скажу о нем. Теперь он стал лучше, чем был тогда.
– Но сколько же лет было этому гражданскому чиновнику? – сказал Кливер. – Действие развивается само собой.
– Ему было тогда около двадцати шести лет, и он был страшно умен. Он знал множество всяких вещей, но мне кажется, он не обладал достаточным хладнокровием для борьбы с дакоитами. Однажды мы подошли к самой деревне, где расположился бох Нагхи, и простояли до самого утра, не производя большого шума. Деннис явился вооружённый до зубов – два револьвера, карабин и ещё разные вещи. Я разговаривал с Хиксеем относительно того, как расставить наших людей, когда Деннис втиснулся на своём пони между нами и сказал: «А что же я буду делать? Что мне делать? Научите меня, что делать, товарищи!» Мы не сразу обратили на него внимание, но его пони вздумалось укусить меня за ногу, и я сказал: «Отодвинься немного, старина, пока мы не договоримся относительно атаки». Но он в сильном возбуждении все напирал на нас и, потрясая своими вожжами и револьверами, говорил: «Ах, Боже мой, Боже мой, Господи! Что же я должен делать, как вы думаете?» Он был смертельно напуган, а зубы его стучали, как в лихорадке.
– Я симпатизирую гражданскому чиновнику, – сказал Кливер. – Продолжайте, молодой воин.
– Самое забавное было то, что он вообразил себя нашим высшим начальством. Хиксей внимательно посмотрел на него и сказал ему, что он должен присоединиться к моему отряду. Это было порядочное свинство со стороны Хиксея. Этот малый все время гарцевал на своём пони и мешал мне, вместо того чтобы взять себе несколько человек и занять позицию, пока наконец я не рассердился, и карабины не защёлкали по ту сторону деревни. Тогда я сказал: «Ради Бога, успокойтесь и сядьте там, где вы стоите! Если вы увидите, что кто-нибудь выходит из деревни, стреляйте в него!» Я знал, что он не попал бы и в стог сена с расстояния в один ярд. Потом я взял своих людей и перелез с ними через садовую ограду, и тут началась забава. Хиксей нашёл боха в кровати под пологом от москитов, и он одним прыжком вскочил на него.
– Вскочил на него! – сказал Кливер. – Это тоже относится к войне?
– Да, – отвечал Инфант, уже вполне увлечённый собственным рассказом. – Разве вы не знаете, как прыгают на голову товарища в школе, когда он храпит в дортуаре? Бох спал в постели, окружённый саблями и пистолетами, а Хиксей бросился на него, как Зазель, через сетку, и все перемешалось: сетка, пистолеты, бох и Хиксей, и все вместе покатилось на пол. Я хохотал так, что едва мог стоять на ногах, а Хиксей осыпал меня проклятиями за то, что я не помогаю ему, тогда я предоставил ему сражаться, а сам пошёл в деревню. Наши люди рубили направо и налево и стреляли из карабинов так же, как дакоиты, и в самом разгаре свалки какой-то осел взял да и поджёг один дом, так что мы все должны были разбежаться. Я схватил одного даку и бросился вместе с ним к ограде, толкая его перед собой. Но он как-то выскользнул у меня из рук и перепрыгнул на другую сторону. Я побежал за ним, но в то время, когда одна моя нога была по эту сторону, а другая – по ту сторону ограды, я увидел, что даку упал прямо на голову Деннису. Этот господин даже не двинулся с того места, где я его оставил. Они вместе покатились по земле, причём карабин Денниса выстрелил и чуть-чуть не застрелил меня. Даку поднялся на ноги и побежал, а Деннис послал ему вдогонку свой карабин, который попал ему в затылок и оглушил его. Вы, вероятно, ни разу в жизни не видели ничего более забавного. Сидя на ограде, я весь скорчился от душившего меня смеха. Но Деннис принялся оплакивать свой поступок. «О, я убил человека, – говорил он, – я убил человека и теперь не буду иметь в жизни ни одной спокойной минуты! Что он, умер? О! Взгляните, умер он? Господи Боже мой, я убил человека!» Я спустился к нему и сказал: «Не говорите глупостей», но он продолжал выкрикивать: «Неужели он умер?» – так, что я едва не ударил его. А даку был просто оглушён карабином. Немного погодя он пришёл в себя, и я спросил его: «Тебе больно?» Он проговорил: «Нет». Его грудь была вся изранена, когда он перелезал через ограду. «Это не ружьё белого человека так сделало, – сказал он, – это я сам сделал, и я свалил с ног белого человека». Но Деннис никак не мог удовлетвориться этим. Он сказал: «Перевяжите его раны, он истечёт кровью! О! Он истечёт кровью». – «Перевяжите его сами, – сказал я ему, – если вы так боитесь за него». – «Я не могу дотронуться до него, – сказал Деннис. – Но вот вам моя рубашка». Он снял рубашку, а подтяжки натянул опять на голые плечи. Я разорвал рубашку и перевязал дакоита как следует. Он все время скалил зубы на Денниса, а сумка Денниса лежала на земле и была доверху полна сандвичей. Жадная свинья! Я взял несколько из них и предложил их Деннису. «Как я могу есть? – сказал он. – Как можете вы предлагать мне есть? Его кровь теперь на ваших руках, а вы едите мои сандвичи!» – «Ну ладно! – сказал я. – Так я отдам их даку». Так я и сделал, и парнишка был страшно доволен и проглотил их в один момент.