Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка
Шрифт:
Весть о присутствии Кассиуса Клея немедленно распространилась по всему «Метрополю». Как я уже сказал, это заведение можно считать просто идеальным для народных героев, ибо там нет никого, кто не желал бы, чтобы на него произвели впечатление. Обслуга, уйма парней в смокингах с той разновидностью черных голливудских галстуков, какие обычно засовывают под воротнички, украшая маленькими жемчужными булавками и тому подобной чепухой… так вот, эта самая обслуга шустрила вовсю. Один парень у стойки бара, прекрасно одетый, подошел к Кассиусу сзади и слегка дотронулся
— Это Кассиус Клей. Я только что до него дотронулся — кроме шуток.
Всех «лисиц» усадили в кабинку почти в самом центре «Метрополь Кафе», а Кассиусу дали отдельный стул, чтобы он сел рядом с ними. Лайонел Хэмптон появился, сияя своей широченной улыбкой, пожал руку Кассиусу и создал вокруг него немалый ажиотаж, однако без всякой болтовни о том, в каком раунде упадет Листон. Кассиусу это понравилось. Но затем поклонники явились за автографами, и все желали, чтобы Кассиус поскорее переходил к своему представлению. В заведении поднялся невероятный шум.
Однако толпа все же взяла несколько неверных нот. Во-первых, белый мужчина лет пятидесяти пяти, судя по выговору, южанин. Этот мужчина подошел к Клею сзади (вообще-то люди обступали великого боксера со всех сторон) и сунул ему прямо в лицо чистую сторону квитанции Пенсильванской железной дороги — такую бумажку, которую выдают, когда покупаешь билет на поезд. Голос мужчины напоминал перегной, которым обычно покрывают грядки с розовыми кустами, когда он сказал:
— Годится? Давай, мальчуган, распишись.
Примерно такой же голос бывает у жителей штата Миссисипи в жаркий денек, когда цветной рассыльный заходит к ним в гостиную и нервно там замирает. «Валяй, мальчуган, садись. Присаживайся прямо вон там».
Даже не взглянув на мужчину, Кассиус взял квитанцию Пенсильванской железной дороги и секунд десять подержал ее перед носом, просто на нее глазея.
Затем он слегка осуждающим голосом произнес:
— Где ваша авторучка?
— Да нету у меня авторучки, мальчуган. Тут у народа есть авторучки. Ты просто распишись — и порядок.
Кассиус так и не поднял глаз.
— Знаете, приятель, — просто сказал он, — вам следует кое-что для себя уяснить. Никогда не подходите к человеку и не просите у него автограф, если у вас нет авторучки.
Мужчина удалился, а толпа надавила еще сильней.
К фактору цвета Кассиус относится достаточно безразлично. Цвета, но не расы. Порой во время своего представления он вполне может посмотреть на кого-нибудь и сказать:
— Знаешь, приятель, тебе повезло, что ты видишь меня здесь в живом цвете.
А то однажды, помнится, новостная бригада «Си-би-эс» снимала с ним интервью в студии А компании «Коламбия Рекордз», что в доме номер 799 по Семидесятой авеню. И в какой-то момент оператор брякнул интервьюеру, который как раз подходил к Кассиусу:
— Эй, Джек, ты бросаешь на Кассиуса слишком много тени. А он уже и без того достаточно темный.
Все белые интеллектуалы в студии буквально сжались от ужаса.
Однако извечные наглость и самонадеянность южан (вроде «давай, мальчуган, распишись») ему категорически не по вкусу.
Другая неверная нота была взята, когда к Кассиусу подошла какая-то супружеская парочка средних лет, оба белые. Женщина поразительно напоминала арканзасскую разновидность Бланш Дюбуа. Поначалу им вроде бы хотелось автографов. Они, в своем роде, и попытались их взять. Тут следует отметить, что супруги были пьяны. На пьяном лице женщины расползалась невероятно мягкая и клейкая улыбка, подобная банке с краской Шервина-Уильямса, покрывающей целый мир. Вручив Кассиусу клочок бумаги и карандаш, она захотела, чтобы он написал там как свое имя, так и ее. Кассиус уже почти справился с этой задачей, когда женщина вдруг протянула руку и очень медленно погладила его по щеке.
— Можно мне вас потрогать? — спросила она. — Я просто хочу вас потрогать.
Кассиус запрокинул голову и сказал:
— He-а, нельзя. Мои подружки могут приревновать.
Обращаясь к женщине, он не называет их «лисицами». Кассиус использует более мягкий термин. Однако после того, как она уходит, он выдает нахалке по первое число. Впервые я слышу, чтобы Кассиус так презрительно о ком-то высказывался.
— Можно мне вас потрогать, можно мне вас потрогать? — повторяет он, в чертовски издевательской манере пародируя выговор белой женщины.
— He-а, вам нельзя меня потрогать, — говорит он затем, словно бы непосредственно ей отвечая. — Никому нельзя меня потрогать.
Между прочим, Кассиус превосходно пародирует множество разнообразных южных акцентов. Он не так часто это делает, но когда все же делает, получается дополнительный эффект, потому что у самого Клея и так есть весьма выраженный негритянский акцент и он не предпринимает никаких попыток хоть как-то его сгладить. Однажды я слышал, как Кассиус пародировал одновременно и самого себя, луисвиллского негра, и газетчиков, луисвиллских белых.
Как-то я спросил Кассиуса, удивляет ли его домашних то дерзкое представление, которое он устраивает по всей стране (а раз уж на то пошло, то и в Англии). На самом деле я хотел выяснить, был ли он таким же дерзким и нахальным парнем, когда жил в Луисвилле — в те времена, когда о нем еще никто не слышал. Кассиус ответил несколько уклончиво.
— Люди верят всему, что им рассказывают о моей жизни дома, в Луисвилле. Газетчики обычно приходят, и я выдаю им предсказания, а они потом лишь удивляются. Вот у меня был бой с Ламаром Кларком, да, кажется, с ним, и я сказал (тут он пародирует самого себя, выдавая тяжелый, высокопарный, помпезный негритянский акцент): «Ламар упадет во втором раунде». Я сшиб его во втором раунде, а они сказали (Клей пародирует протяжный кентуккийский акцент): «И впря-ямь». Затем я сказал: «Майтефф упадет в шестом». А они сказали: «И впря-ямь». Затем я сказал: «Уоррен упадет в четвертом». А они сказали: «И впря-ямь».