Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка
Шрифт:
Джейн смеется.
— Когда Мик заходит в «Ад Либ» в Лондоне… я хочу сказать, в Нью-Йорке нет ничего похожего на «Ад Либ». Ты можешь зайти туда, и там будут все-все-все. Все они молоды, и они берут верх. Это же настоящая революция! Я хочу сказать, это восхитительно, что все они из низших классов, такие ист-эндские. Из высших классов уже не выходит никого восхитительного, если не считать Николь и Алека Лондондерри. Алек — британский маркиз, маркиз Лондондерри, и все о’кей. Николь приходится показаться на той деревенской ярмарке или еще где-то — и все о’кей, она там появляется, но это вовсе не значит… ты понимаешь, что я имею в виду? Алек такой… тебе непременно следует увидеть, как он ходит. Лично я просто могу
Затем начинается представление. Начинается электронный выплеск: электрогитары, колоссальные динамики, установленные на просторной желто-серой сцене. Диджей Мюррей Кей (по прозвищу О’Кей) выходит из-за кулис, прямо на ходу выделывая что-то вроде твиста, вовсю вихляя бедрами. Мюррей — коренастый малый тридцати восьми лет от роду. На нем итальянские брюки, белоснежный свитер «сан-вэлли» и соломенная шляпа «стинги брим». Мюррей Кей! Девушки бросают в него бумажные шарики, и пока эти шарики по дуге обрушиваются на сцену, огни сцены буквально взрываются, и шарики словно бы начинают пылать.
И вот наконец сами «Стоунз»… как вообще выразить это в словах? «Стоунз» выходят на сцену…
— О господи, Энди, они божественны!
В самом центре сцены стоит невысокий худой парнишка в спортивном свитере с длинными рукавами, воротник свитера почти сползает ему на плечи. У парня такие узкие плечи, увенчанные такой… колоссальной головой… пышная шевелюра закрывает ему лоб, сползает на уши, а губы у этого парнишки просто исключительные: на редкость крупные и экстраординарные. Они свисают с его лица как гусиные потроха. Глаза парнишки медленно перемещаются по пылающей орде бутончиков, мягкие как кукурузная патока Каро. Затем глаза закрываются, а губы начинают растягиваться в самой что ни на есть вялой, самой конфиденциальной, самой влажной, самой губной, самой чувственной ухмылке, какую только можно себе представить. Нирвана! Бутончики начинают визжать, вытягивая руки в сторону сцены.
Девушки переживают Свой Опыт. Они залезают на сиденья. Они начинают беспрерывно завывать — даже в перерывах между песнями. А что при этом выражается на их лицах! Восторженное страдание! Там, прямо там, под сернистыми огнями, стоят они. Господи, да ведь они прямо там! Тощими руками Мик Джаггер берет микрофон, прикладывает к нему свою массивную голову, раскрывает губы, так похожие на гусиные потроха, и начинает петь… голосом здоровенного негра. Бо Диддли. Манерно покачиваясь, он выпендривается как может, а затем подается вперед, к визжащим девушкам, и его кроваво-красные губы словно бы начинают растворяться…
И время от времени сквозь завывания прорывается:
— Прочь со сцены, вы, подонки!
— Пожалуй, нам следует покричать, — говорит Джейн, после чего обращается к тому малому в шляпе: — Скажи мне, когда будет пять часов, хорошо, братишка? Я должна одеться и повидаться с Сэмом Шпигелем. — А затем Малышка Джейн заводит: —Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а…
— Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — произносит Дайана Вриленд, редактор журнала «Бог». — Джейн Хольцер — самая современная девушка из всех, кого я знаю.
Джейн Хольцер на рок-н-ролле…
Джейн Хольцер на подпольных фильмах — в студии Энди, Энди Уорхола, знаменитого художника поп-арта, опробующего тот редкий мир Ионы
— Энди все называет супер, — говорит Джейн. — Я суперзвезда, он суперрежиссер, мы снимаем суперэпопею… и я хочу сказать, это совершенно новая и вполне естественная манера. Ты просто представить себе не способен, какие по-настоящему прекрасные вещи могут случиться!
Джейн Хольцер — с Новыми Художниками, фотографами вроде Джерри Шацберга, Дэвида Бейли и Брайана Даффи, а также с Ники Хэслемом, художественным директором «Шоу». Бейли, Даффи и Хэслем — англичане. Шацберг говорит, что фотографы являются современным эквивалентом парижских импрессионистов году эдак в 1910-м, людей с ощущением Нового Искусства, восторга салона, восторга художественного стиля жизни, тогда как все живописцы, старые художники, переехали в престижные кварталы города, живут в многоквартирных домах с паркетными полами и бегают за угол, чтобы раздобыть новое покрытие для гладильной доски, пока не закрылись все магазины.
Джейн в мире Умышленной Аффектации — в мире худых молодых людей — в такой окружающей среде, декорации, атмосфере — как же выразить это в словах? — что она неопределенно отдает «Желтой книгой». Джейн в мире Подросткового Дикарства — Джейн тут и там что-то такое моделирует — носит платья Джин Харлоу для «Лайфа», итальянские фасоны для «Вог» и организует сказочную обложку для Ники и его «Шоу». Дэвид сделал эту фотографию, запечатлев Джейн с голой спиной, в яхтенной кепочке и солнцезащитных очках со Всемирной ярмарки. В зубах она при этом держала американский флаг, так что… так что это уже За Пределами поп-арта, если вы вообще во что-то врубаетесь.
Джейн Хольцер на дискотеке, посвященной Линдону Бейнсу Джонсону — где всем раздавали фартуки с нарисованной на них мишенью, и Джейн Хольцер развернула свой фартук задом наперед, так что мишень оказалась сзади, а потом она исполнила свим, новый танец.
Джейн Хольцер… что ж, здесь у нас нет в распоряжении никакого простого термина, однако Малышка Джейн на протяжении всего этого года постоянно появлялась почти во всех посвященных общественным событиям и шоу-бизнесу колонках нью-йоркских газет. Журналы использовали ее как некое сочетание модели, знаменитости и светской персоны. И все же никто из них по сути не оказался способен ни на что большее, чем просто взять ее имя, Малышка Джейн Хольцер, и окружить его несколькими взрывающимися звездочками, словно бы говоря: ну вот, мы и имеем… То, Что Происходит.
Джейн Хольцер — светская персона в том смысле, что она проживает в двенадцатикомнатной квартире на Парк-авеню со своим богатым супругом, Леонардом Хольцером, наследником огромного состояния в форме недвижимости, среди старых голландских и фламандских картин, и что она посещает целую уйму восхитительных вечеринок. И все же она не входит в Общество в том смысле, в котором его Библия под названием «Светский альманах» это Общество понимает. Один только список хозяек светских приемов, которые даже не подумали пригласить Джейн Хольцер, оказался бы весьма впечатляющим. К тому же позиция Джейн заключается в том, что ей глубоко на это плевать, и она гораздо скорее предпочла бы приобрести известность как подружка музыкантов из группы «Стоунз», вот так-то. И вот она уже в апреле посещает «Парижский бал» (входной билет туда стоит сто пятьдесят баксов), где оказывается под покачивающимся бело-золотым занавесом бальной залы отеля «Астор», и во весь голос кому-то кричит: