Конфликт чести. Агент перемен. Лови день

Ли Шарон

Или почти что. Почти воспарив к небу, он опустил руки и остановился, молча глядя в небо и думая о корабле.

Он по собственной воле доставил неразрешенную технику на Запретный мир и оставил почти без укрытия всего в трех милях от населенного пункта. Хотя корабль сломан и разграблен — даже аварийный маячок не работает, — его следовало вернуть на орбиту и в забвение в ту же секунду, как они благополучно приземлились, и не пытаться успокоить совесть разведчика соображениями необходимости.

У него нет средств, чтобы починить корабль, нет предлога для того,

чтобы оставить его на планете. Просто ему не хочется лишаться такого ресурса, пусть даже разум говорит, что воспользоваться им невозможно. С самого начала — от Кантры и дальше — Клан Корвал сохранял доставшиеся ему корабли. Тридцать одно поколение йос-Фелиумов руководило Кланом, собирая корабли везде, где можно, повинуясь завету Кантры. И на долю Вал Кона, наследника по прямой линии, седьмого обладателя этого имени, выпала обязанность отправить корабль на верную гибель и признаться самому себе, что он и его спутница жизни застряли на Запретном мире, отлучены от Клана и, возможно, здесь и умрут.

Его охватила тоска по дому — внезапная и острая. Он вспомнил библиотеку в Джелаза Казон, длинные ряды дневников в одинаковых переплетах. Еще живее он вспомнил кабинет дяди Эр Тома в Треалла Фантрол: как дядя сидел за своим столом, склонившись над какой-то работой, и как блестели в отблесках ароматного пламени его светлые волосы. Он вспомнил собственные комнаты, серого Мерлина, разлегшегося на подоконнике, моргающего желтыми глазами на полуденное солнце. Как смеется и что-то говорит Шан, как серьезна Нова. Антора, Пади, Пат Рин…

В предрассветных сумерках он услышал звук — словно кто-то невыразимо далеко позвал его по имени. Он стремительно повернулся, напрягая все чувства, — услышал, как эхо оклика замерло вдали. И больше ничего.

Спустя несколько минут он повернул обратно к дому, неся под сердцем воспоминания о родине, словно тупую боль.

Мири проснулась, как только Вал Кон открыл дверь. Она широко ему улыбнулась и с явным наслаждением потянулась:

— Доброе утро!

— Доброе утро, шатрез. — Он осторожно присел на край кровати и протянул ей кружку. — Хочешь чаю?

— Почему бы и нет? — Она села, опираясь спиной на подушки, и взяла кружку. Одеяло сползло с нежной груди. — М-м… Славно, — сказала она, сделав глоток. — И спасибо.

— Пожалуйста.

— Угу. Ты сегодня рано встал.

— Немного перебрал музыки. — Он улыбнулся. — Даже несмотря на то, что было потом, мне достаточно оказалось немного подремать.

Она рассмеялась, покачав головой и спрятав грудь за занавесью волос.

— А я-то решила, что тебя утомила! — Тут выражение ее лица резко изменилось, и она отпила еще чаю. — Видела сон, босс.

— Вот как? — пробормотал он, наблюдая за ней из-под длинных ресниц. — Расскажи мне.

— Самое странное, — медленно проговорила она, — что все было такое правдоподобное, словно я знакома с этими людьми. Словно мы… родня.

— Сны бывают очень странные, — сказал он спустя несколько секунд, видя, что она не знает, как продолжать. — Может, это были люди, которых ты уже когда-то раньше видела, но только мельком.

—

Не-а, — неуверенно возразила она. А потом уже с полной уверенностью повторила: — Нет. Я бы запомнила такую пару, какой бы короткой ни была наша встреча. — Она закрыла глаза, сосредоточенно сдвинув брови. — Они стояли… похоже, на мостике корабля, но только очень большого. Рядом, плечом к плечу. Она немного выше его — черные волосы, кудрявые, черные глаза и белая кожа. Прекрасная, босс, — иначе ее не назовешь. А он — белые волосы, но не старый. Светлые глаза, смуглая кожа, крупные руки… Держит рюмку вина, на пальце фиолетовое кольцо… Они сказали… — Ее брови удивленно дернулись. Вал Кон смотрел на нее, затаив дыхание. — Кто-то сказал: «Мы вас ищем. Помогите нам». — Она вздохнула. — Чертовски жизненно.

— Присцилла! — выдохнул он.

Мири распахнула глаза:

— Что?

— Люди, которых ты описала, — с трудом выговорил он, борясь с надеждой и страхом. — Беловолосый мужчина — это мой брат Шан, а женщина — Присцилла Мендоса, которая… э… она, скажем, первый помощник… на «Исполнении долга», а мой брат — его капитан.

Наступило секундное молчание, а потом она осторожно спросила:

— Вал Кон?

— Да?

— Как твоя родня попала ко мне в голову?

Он помедлил, а потом взял ее за руку.

— Присцилла — драмлиза. То есть она волшебница, Мири. Я… на улице мне показалось, будто меня кто-то окликнул, но… Возможно, она не в состоянии передать послание в бодрствующий разум, поэтому она выбрала разум моей спутницы жизни.

— Угу, но откуда она об этом узнала, босс?

Он ответил беспомощным взглядом:

— Мири, я-то не драмлиз. Откуда мне знать?

— И правда. — Она погладила его по щеке и убрала прядь волос с его лба. — Все в порядке, босс, честно. — Пальцы у нее дрожали. — Почему мы испугались?

— Они нас ищут, — прошептал он. — Им будет угрожать опасность. Департамент Внутренних Дел… Боги, мой Клан!..

А корабль неисправен, неисправен…

Мири показалось, будто он прошептал: «Нам надо сегодня же лететь на Лиад. Или предупредить их, чтобы они ничего не предпринимали».

Мири изумленно уставилась на него. А потом, с трудом продираясь сквозь путы страха, боли и вины, она отставила кружку в сторону, обхватила Вал Кона обеими руками и крепко прижала к себе.

Шалтрен

Цессили

Горм Трогар стоял перед звездной картой, рассеянно прикасаясь то к одному драгоценному камню, то к другому: бриллиант Шалтрена, никен Талиты, топаз Форунера, розелла Джелбена. Это была роскошная карта: на ней были обозначены все миры, которые склонились перед мощью Хунтавас — перед словом Горма Трогара. Каждый был обозначен драгоценным камнем, производимым на этом мире — камень служил данью директору.

Он вытянул толстый палец и снова дотронулся до сверкающего сине-золотого никена, а потом, нахмурившись, убрал его: из переговорного устройства зазвучал мелодичный голос его секретарши: