Конформист. Мемуары провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

Журналистике и литературе я посвятил всю жизнь. Около десяти лет проработал в городских и областных газетах Сибири и Поволжья, двадцать шесть лет на Куйбышевском областном телевидении репортером, редактором, сценаристом и режиссером. На пенсии недолго поработал в христианском книжном издательстве.

В сознательном возрасте посчастливилось стать свидетелем, а часто и участником событий истории с начала сороковых годов ХХ века, и первые полтора с лишним десятка лет, в ХХ. Причисляю себя к "шестидесятникам", на 60-е годы пришелся пик творческой активности, работа

в прессе, участие в общественной жизни.

При мне рухнул советский строй, продержавшийся 70 лет. Развалили его не прозревший народ, понявший, дальше так жить нельзя, не революционеры - подпольщики и диссиденты, а сами властители страны, руководители КПСС. Через несколько лет, выброшенные революционной перестройкой из своих кресел, те же руководители (ГКЧП), предприняли попытку вернуться к старому, но народ, и новые властители, вкусившие свободы, не позволили.

Воспоминания не претендуют на научно-историческое повествование. Они лишь субъективные свидетельства очевидца событий и времени.

В памяти сохранилось разное, общественное и личное. Часто не в хронологическом порядке, порой не привязанное к определенной дате.

Надеюсь, не очень далекое прошлое страны, не из пыльных архивов, а в воспоминаниях свидетеля времени, окажутся интересными историкам и журналистам, а личные страницы - любителям мемуарного жанра, и, конечно, внукам и правнукам.

***

Читая фрагменты из Мемуаров, следует помнить, что жанр позволяет автору высказывать свою личную точку зрения на события и факты.

Детство

Родился и вырос я в сталинское время, и начну с человека, именем которого стала целая эпоха. С имени Сталина.

Моё знакомство с ним состоялось в первом классе, на второй или третий месяц учебы, в 1943 - м году. Первые палочки и крючочки, с хвостиками или без, выводили мы тогда деревянными перьевыми ручками с пером ? 86 в тетрадках в косую линию. Тетради такие, впрочем, как и в линейку, или клетку, в те времена были в дефиците. А в косую линию нельзя было купить даже на Кубинке, главной толкучке Азербайджана. Мама покупала там тетради в линию, а затем с помощью рейсшины или двух треугольников, наносила косые линии карандашом.

Спустя десятилетия, не могу вспомнить, как в школе родилась идея от имени класса написать письмо Сталину, поблагодарить за наше счастливое детство, пожелать скорейшей победы на войне, и обратиться с просьбой, прислать тетрадей в косую линию и перьев ? 86, только которыми разрешалось писать. У Нины Николаевны - моей первой учительницы, или завуча школы, а может у инспектора РОНО? Писали такие письма в других классах? Не знаю, спросить не у кого.

Трудно поверить, в разгар войны, когда еще продолжалась историческая битва на Курской дуге, "дедушка Сталин" нашел время прочитать письмо первоклашек и ответить

на него. Прислал посылку с тетрадями, ручками, новыми Букварями и конфетами.

Каждому в классе, помню, досталось по одной конфете "Мишка косолапый" с репродукцией Шишкинских медведей на фантике, который я берег полгода, пока не поменял во дворе на саккиз (жвачку из серы). Кроме "Мишки косолапого" каждому вручили "сталинский подарок" - еще по три сливочных ириски, несколько тетрадей, красную деревянную ручку, коробочку перьев ? 86 и нескольких перьев - "лягушек", писать которыми не разрешалось, но рисовать танки и самолеты было удобно. Всем классом потом сочинили мы текст благодарности великому другу детей и послали в Москву, в Кремль.

С высоты лет, понимаю, письмо наше вряд ли передали вождю, да оно дальше РОНО или райкома

партии и не пошло бы! Восхищаюсь работой идеологов и пропагандистов того времени. В трудные годы всеобщего дефицита сумели преподать отличный урок заботы вождя о детях, родителям и самим детям! Могут ли дети забыть эту посылку!

Через десять лет, мартовским холодным утром мы, десятиклассники Мингечаурской средней школы ? 3, стояли на школьной линейке, слушали трагическую информацию Директора о смерти нашего любимого вождя, и вместе с учителями, не стесняясь слез, плакали. Слезы были искренними.

Смерть Сталина потрясла жизнь в городе. Несколько дней не было занятий в школе. По радио целыми днями звучали траурные марши, в очередях обсуждали "Как же теперь жить без Сталина? Не дай Бог, война, за кого пойдем умирать - за Маленкова?". Верующие старушки крестились: "Отец родной, на кого ты нас покинул?" В день похорон по всей стране проснулись заводские гудки, завыли пожарные и милицейские сирены. В городе Мингечауре, где я недолго был вынужден жить и учиться, остановились и загудели десятки паровозов, перевозящих составы с гравием на плотину строящейся ГЭС, завыли сирены у военных и в лагерях узников ГУЛАГа.

К концу марта пятьдесят третьего, радио сократило трансляции траурной музыки, а в апреле её полностью перестали передавать. Жизнь не остановилась, мы продолжали ходить в школу, учителя пугали приближающими экзаменами и тройками в Аттестате. Сталина вспоминали все реже.

Я перенёсся далеко вперед, вернемся к школе, где я продолжал учиться в первом классе бакинской школы ? 42 на Четвертой Нагорной улице в Арменикенде. Одноклассников набралось 32 - 35 учеников, русские, евреи, несколько азербайджанцев и больше всех - армян. Жили мы в армянском районе Баку, где испокон века селились армяне. Никто из одноклассников, их родителей не интересовался нацией соседа по парте. Число учеников врезалось в память, потому что в порядке очередности, свою учительницу Нину Николаевну в нашем доме должны были кормить обедом. Ожидая своего дня, мама переживала и считала дни: двадцать два, двадцать один, двадцать дней, сколько еще оставалось до нашей очереди. Приходилось ведь отрывать от своих скудных запасов пищи. Для учительницы готовилась не скромная еда, которой мы, я с братом, мамой и бабушкой питались, а приготовить что-то лучшее. Не супчик из шпината и жидкое картофельное пюре, изредка с рыбкой - камсой, нашей основной пищей. Мама за неделю начинала экономить американский маргарин, хлопковое масло для жарки картофеля и рыбы, сахар или конфеты - подушечки, чем отоварили в последний раз карточки, даже покупала кусочек мяса. Старалась, накормить учительницу не хуже, чем в других семьях одноклассников.

Учительнице - армянке, было лет тридцать - тридцать пять, а может и меньше, мне она казалась пожилой женщиной. Муж Нины Николаевны погиб в 42-м под Москвой, и кроме старой матери у неё никого не было. Обед вне дома в те голодные годы помогал ей выживать, больше продуктов, получаемых по карточкам, оставлять матери. Кто завел порядок, родителям учеников раз в месяц кормить учительницу обедом, не знаю. Так было принято в бакинской школе номер сорок два, возможно и в других школах.

Самое раннее, что сохранила память, в трехлетнем возрасте посещение кинотеатра во Дворце культуры в Сураханах. Это был дворец, из тех, про которые мне читали или рассказывали сказки. Первое, огромное многоэтажное каменное здание, с колоннами, которое увидел. Много позже, пересаживаясь в Сураханах из электрички на поезд - кукушку на пляж в Бузовны с родителями, я всегда останавливал взгляд на этом здании, напротив остановки.