Конфуций за 30 минут

Маслов Алексей Александрович

Приобретя классический вид, "Лунь Юй" стал частью практически всех основных канонов литературно-назидательной классики Китая, и прежде всего т. н. "Четверокнижия" ("Сы шу"), куда помимо собственно "Лунь юя" вошли "Мэн-цзы", "Чжун юн", "Да сюэ" ("Великое учение"). "Лунь юй" также стал центральной частью "Тринадцатикнижия" ("Шисань цзин чжу ши"), которое изучалось всеми учеными и чиновниками, а также было основой обучения в китайских школах. "Тринадцатикнижие" всегда воспринималось как наиболее полный и точный свод именно конфуцианской классики с каноническими комментариями (в частности, "Лунь Юй" издавался в обрамлении комментариев Чжу Си). "Тринадцатикнижие" было составлено в XII в. при правлении династии Южная Сун, а цинский чиновник Жуань Юань (1764-1849) скомпилировал критический свод всех текстов, куда были включены не только прежние комментарии, но

и некоторые новые комментария, а также списки разночтений (цзяокань цзи). Именно это издание, неоднократно переиздававшееся впоследствии, стало своеобразным нормативом для последующих исследований.

Характер самого "Лунь юя" в равной степени как полностью соответствует канонам записей речений мудрецов того времени, так и отличается от многих других образцов классики Китая.

Прежде всего, по своей структуре это текст не оккультный, не мантрический, как, например, "Канон перемен" ("И цзин"), за редким исключением он не содержит заклинательных формул и магических речитативов, как более древний "Канон песнопений" ("Ши цзин"), который очень высоко ценил сам Конфуций. И - самое главное - он не написан самим Конфуцием и, по-видимому, им даже и не правился. Его ученики записывали то, что им казалось важным, а иногда просто эпизоды из жизни наставника или манеры его поведения, не в силах дать им трактовку, оставляя это для потомков.

Сам же Конфуций отказывался записывать что бы то ни было, вероятно, считая, что все, что необходимо, уже записано - не случайно отсылал своих учеников к "И цзину", "Ши цзину". Он же несет устное учение, передает его своим поведением, он вопрошает духов и воплощает их веления на Земле. И здесь особый смысл приобретает его знаменитая фраза: "Я не создаю, но лишь повторяю изученное". Ему передано учение (сюэ), и он его "повторяет" и не творит ничего нового. И в этом он - абсолютно традиционный мистический учитель.

Сама структура "Лунь юя" является суммой самых различных высказываний и явно отражает борьбу, которая шла вокруг наследия Конфуция между его преемниками и учениками. Это хорошо прослеживается в неоднородности структуры текста. Прежде всего характер первых пятнадцати книг заметно отличается от последних пяти.

На первый взгляд, материал в главах сгруппирован случайно, сами же главы, равно как и высказывания внутри них, также расставлены вне всякой логики. Более внимательное прочтение продемонстрирует нам, что над составлением "Лунь юя" работали компиляторы, собирая в одну главу фразы не столько тематически близкие, сколько связанные единым термином. Например, откроем третью главу. В близких пассажах 23, 24 и 25 речь идет о музыке, во всяком случае во всех случаях используется этот термин. Но в первом случае Конфуций говорит, что "Музыку должно знать!", во втором случае упоминается музыкальный инструмент то - деревянный язык колокола, причем в контексте, никак не связанном с музыкой. Конфуций говорит своим ученикам: "Почему вы так обеспокоены, что нет у вас чиновничьих постов? Поднебесная уже давно лишилась пути-Дао и скоро Небо сделает Вашего Учителя языком колокола". В третьем случае Конфуций рассуждает о том, что музыка древнего правителя Шуня (музыка Шао) была "красивой и нравственной"), а вот музыка правителя У - "воинственного" - "красива, но не вполне нравственна". В сущности, здесь речь идет не столько о музыке, сколько о самом характере древнего правления. В других же местах "Лунь юя" встречается немало высказываний о музыке, не сгруппированных в одну главу.

Первая и вторая главы вызывают несколько сумбурное ощущение - складывается впечатление, что составители пытались включить в них то, что им казалось самым главным в речениях Конфуция, а поэтому здесь главенствует не единая тема, а единая Мысль, свод важнейших идей проповеди. А вот дальше "Лунь юй" приобретает значительно большую стройность. Третья глава в основном посвящена наставлениям в ритуале и музыке, четвертая глава поочередно обыгрывает основные понятия конфуцианского учения - "человеколюбие", воспитание человека, путь-Дао, сопоставление благородного мужа цзюньцзы и "маленького человека". Большая часть пятой и шестой глав включает высказывания Конфуция о разных людях: своих учениках, правителях, аристократах. Седьмая глава содержит ответы Конфуция на вопросы учеников, причем через них показывается сам характер Конфуция, некий идеальный норматив поведения. Восьмая глава состоит из высказываний Конфуция по самым различным поводам, однако при этом в ней встречаются включения высказываний его ученика Цзэн-цзы. Одиннадцатая

глава целиком посвящена самому Конфуцию. В двенадцатой главе мы встречаем запись вопросов Конфуцию и ответов на них. Первая часть тринадцатой главы посвящена высказываниям по поводу управления государством, вторая часть (18-28 параграфы) рассказывает о нормативе благородного мужа цзюньцзы. Здесь же обыгрывается понятие ши - честного служивого мужа, по сути, цзюньцзы, который находится на службе у правителя. Четырнадцатая глава как бы возвращает нас к центральным понятиям конфуцианской проповеди, обозначенным в первой и второй главах, из-за этого она так же, как и первые главы, кажется несколько рыхлой по структуре. Наконец, в пятнадцатой главе в основном обсуждается тема человека как такового - любящего добродетель, человеколюбивого или лживого, снисходительного и требовательного.

Последние пять глав "Лунь юя" заметно отличаются от первых пятнадцати. Как указывали многие исследователи, вполне вероятно, что они носят более поздний характер, и были записаны как результаты споров и дискуссий, развернувшихся вокруг духовного наследства Конфуция.

Скорее всего, эти пять глав, составленные позже остальных, носили "разъяснительный" и "внутришкольный" характер, они предназначались для подтверждения главенствующей роли некоторых учеников, чьи речения в основном и помещены в последних пяти главах. Сам же Конфуций теперь именуется не Кун-цзы, но в основном просто "цзы" - "мудрец" или "учитель", и это обращение без всяких дополнительных пояснений указывает ученикам, что речь идет именно об их учителе.

Очевидно, что в эти пять глав входит часть историй из жизни Учителя, которые носят характер апокрифов, не случайно они встречаются в некоторых других книгах, например, в "Чжуан-цзы" 19-я книга вообще целиком состоит из высказываний учеников Конфуция. В этой же книге появляется новый персонаж - Цзы-гун. Здесь ученики Конфуция уже сами наставляют, советуют, проповедуют. Они сами дают оценку людям в духе их Учителя - кого-то критикуют, про кого-то говорят, что "он не так плох, как считают ныне". Учитель же для них - личность абсолютно сакральная и запредельная. И самое главное - это высшая точка развития человеческих свойств. С ним "никто не может сравниться, как невозможно по лестнице вскарабкаться на небо" (XIX, 25), он "подобен солнцу и луне, а до них не подняться" (XIX, 24). 20-я глава на первый взгляд вообще лишена сквозной логики изложения и состоит всего лишь из трех пассажей. Причем первый из них представляет собой диалог между легендарными мудрецами прошлого Яо и Шунем, и некоторые фразы настолько мало связаны между собой, что у многих исследователей этот пассаж вызвал сомнение в его целостности.

В течение многих последующих веков образ и слова Конфуция многократно использовались самыми различными людьми - средневековыми комментаторами, современными политиками, правителями. Его изначальная, чистая мысль оказалась глубоко погребена под комментариями и стереотипами, а образ мистика и духовного наставника постепенно превратился в дидактика-философа.

Кажется, он не записал и не оставил после себя того самого главного, потаенного, что хранил в своем сердце. Это очень личное - интимное настолько, насколько только может быть прямая беседа с духами предков, слушание голоса Неба. Но самое главное - он оставил после себя свой образ, свой мистический след, под знаком которого существует вся китайская цивилизация до сих пор.

Переводы Конфуция и цитируемая литература

1. Алексеев В. М. Китайская литература. М., "Наука", 1978.

2. Алексеев В. М. Наука о Китае. М., "Наука", 1982.

3. Головачева Л. И. суждения беседы и Конфуция // Рубеж, 1992, № 1.

4. Кривцов В. А. (пер.) Лунь Юй // Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Т. 1, 1972.

5. Маслов А. А. Колокольца в пыли. Странствия мага и интеллектуала в Китае. М., "Алетея", 2003.

6. Переломов Л. С. Конфуций. Лунь Юй. М. "Восточная литература", 1998.

7. Попов П. С. Изречения Конфуция, учеников его и других лиц. Перевод с китайского с комментариями. СПб, 1910.

8. Попов П. С. Китайский философ Мэн-цзы. Перевод с китайского, снабженный примечаниями. СПб, 1904.

9. Семененко И. И. (Сост. и комментарии) Конфуций. Я верю в древность. М., 1995.

10. Мэн-цзы. Пекин, Жэньминь чубаньшэ. 1978.

11. Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки). Шанхай, 1993.

12. Цзочжуань чушу ("Хроники Цзо" с комментариями). Пекин, Жэньминь чубаньшэ, 1998.