Конфуций. Его жизнь и философская деятельность
Шрифт:
Почему же это так? Конфуций как реформатор не похож на других подобных деятелей в истории; он не внес в жизнь своего народа чего-либо нового, что было бы плодом его внутренней умственной и духовной работы. Он и сам не выдавал себя за творца и провозвестника нового учения, чем он и не был на самом деле. Все, о чем он учил и проповедовал, было раньше возвещено древними мудрецами и жило в сознании массы, хотя и в полузаглохшем состоянии, под давлением тяжелого государственного положения. Сам Конфуций, когда его спросили – не лучше ли будет, если он упростит и несколько смягчит свое учение, так как оно не имеет успеха, быть может, потому, что его начала слишком высоки, чисты и недоступны для большинства? – сказал:
– Мое учение есть учение, завещанное нам нашими праотцами. Я не имею права ни прибавлять к нему, ни убавлять чего-либо. Я передаю его во всей первобытной чистоте. В отношении к моему учению я то же, что сеятель к сеямым им семенам. Может ли сеятель придать семени иную форму или заставить его дать раньше определенного времени росток, всход и жатву? Дело сеятеля посадить семена
– Мое учение не прямой, обычный путь, – говорит он, указывая этими словами, по объяснению комментаторов, на трудность и медленность распространения его учения, – оно неизменно как небо, которое есть его творец, и текло как поток от древних времен Яо и Шуна.
Но несмотря на такие трудности, его учение вполне отвечало народному духу, и воззрения Конфуция вполне согласовались с воззрениями массы. Конфуций воплотил в себе полнейшее отражение китайского народного характера со всеми его достоинствами и недостатками. Он был чистокровнейший китаец, “китаец из китайцев”, полнейший выразитель народного духа, его миросозерцания. Китаец по своим воззрениям прежде всего был и есть реалист. Он и мыслью, и чувствами всецело привязан к непосредственному, видимому и осязаемому. Все идеальное, все, что выходит за пределы действительности, ему, по-видимому, совершенно чуждо. Китаец в своей жизни руководствуется исключительно одним сухим расчетом, он до крайности сух и безыдеен. Само воображение у китайца развито гораздо менее чем у других народов. Такой же сухой, рационалистический характер без малейшего следа идеализма видим мы и в учении Конфуция, и в самом Конфуции. Вот почему уставы и формы, заведенные Конфуцием, пережили все перевороты, и всякая попытка заменить отжившую старину новыми и лучшими учреждениями всегда отвергалась с презрением китайцами, так как “князь мудрости все преподал, все сказал, все постиг”. Вот почему учение его было принято и проникло в кровь и плоть народа без всяких потрясений и кровопролитий, и все китайцы без различия вероисповедания – конфуцианцы.
Один из последователей и родственников Конфуция характеризует личность Конфуция следующими словами: “Лишь один он владеет всеми качествами мудреца, какие только существуют в поднебесном мире, – великодушный, кроткий, благородный, добродетельный, с всепроникающим умом, со всеобъемлющим знанием, спокойный в затруднениях и ясный в распознавании вещей, твердый и непоколебимый; он – небо и земля, которые все питают и поддерживают; он – четыре времени года в их последовательной смене; он – солнце и луна. Глубокий и деятельный, как источник живой воды, распространяющий вокруг себя благодеяния, он подобен бездне и обширен как небо. Таков он, и вся природа почитает его, верит ему и преклоняется пред ним. Слава его имени распространилась по всему Срединному царству и доходит до народов Мань-ма. Повсюду, где плавают суда, ездят колесницы, куда проникает человеческая сила, где только простирается покров неба, поддерживаемый землей, где только светят солнце и луна, где падают роса и иней, все, кто живет и дышит, славят и любят его”.
Так же смотрят на своего “святейшего, мудрейшего и добродетельнейшего” учителя и все китайцы. Он дорог им, потому что был прежде всего практик. Как мы видели, он не любил рассуждать о том, что выше действительности и осязаемости. Темами его бесед чаще всего были древняя история, народные песни и древние обряды; лишь изредка касался он в своих беседах высших предметов и при этом избегал всяких метафизических отвлеченностей.
– Я предпочитаю о многом не говорить, – сказал он своим ученикам в одной из своих бесед, и это он считал достоинством и признаком мудрости.
Вот как он характеризует истинный тип мудреца:
– Истинный мудрец не является на пиршества не приглашенный, чтобы блистать на них; но он ждет, чтоб его пригласили. Будучи приглашен, подобно прочим, он сообразуется с правилами благоприличия и условиями света. Если им особенно не занимаются, он не выказывает на то ни малейшего неудовольствия. Учится он с утра до вечера. В случае предложения ему должности, мудрец (если сознает в себе достаточно способностей) принимает ее и исполняет с точностью. Почестей он не ищет, на сокровища не зарится: единое его сокровище, которого он жаждет, – мудрость; величайшая для него почесть – название мудреца. Вверяется он людям благонадежным, беседует с людьми прямодушными, пред высшими не пресмыкается, пред низшими не возносится – с первыми он почтителен, со вторыми приветлив. Он каждому воздает должное. Приходится ли ему выговаривать за ошибку или давать наставления, он делает это с крайнею осторожностью, не оскорбляя ничьего самолюбия. Людей умных он уважает, но похвалы их не домогается: он пред ними не унижается и не возносится. Исполняя во всем и всегда свой долг, он ничего не боится – в своей верности и правоте он находит верную защиту от всяких нападок; закон и правосудие – его неизменное оружие. Любя всех людей, ему нечего бояться; самые тираны ему не страшны. Как бы ни были обширны его познания, он постоянно заботится об их умножении. Отличаясь безукоризненностью в поведении, он все-таки неослабно наблюдает за собою. В честности и добре нет ничего маловажного. На службе мудрец строг, но одинаково ласков и приветлив со всеми, весел и всегда ровного нрава со своими друзьями. Ему приятнее общество мудрецов, но и немудрыми он не пренебрегает. В семье мудрец любит одинаково всех своих домашних; любимцев у него нет. Если кто обидит мудреца словом или делом, он не выказывает ни гнева, ни раздражения. В каком бы состоянии ни был мудрец, он всячески старается быть полезным отечеству или согражданам;
Таков был в своей жизни и Конфуций. Все описания его личности, сохранившиеся от его непосредственных учеников, показывают, что философ был справедливым, деятельным, честным, хладнокровным и сдержанным человеком. “Учитель, – говорят они, – был ровен, полон достоинства, почтителен и вежлив, но с сознанием собственного достоинства и всегда спокоен. В личной жизни и быте – умерен и приличен. Не ел много, когда ел – не говорил, когда был в постели – тоже молчал; сидя в колеснице, держался прямо...” Будучи практиком в жизни, Конфуций является таким же и в своем учении. Все его беседы и наставления носят характер житейской мудрости и не возвышаются над обычными, естественными требованиями житейского обихода. Все его учение заключается в следующих трех правильных отношениях: государя к подданным, отцов к детям, мужей к женам и в точном соблюдении пяти верховных добродетелей или обязанностей: человеколюбии, то есть сострадании ко всем нам подобным без различия, затем правосудии, или воздаянии каждому должного без всякого лицеприятия, повиновении действующим законам и соблюдении установленных обрядов господствующей религии, правдолюбии, то есть неуклонном отвращении от всего ложного и, наконец, верности и честности всегда и во всем. В этих отношениях и добродетелях Конфуций видел счастье человеческого рода и, обставив их известными церемониями, создал свое учение о нравственности. Основным принципом этой нравственности является отсутствие увлечений, равновесие в деятельности, сохранение и соблюдение середины во всех поступках – умеренность и сдержанность всегда и во всем и, как результат этого спокойствия, невозмутимость – вот нравственное совершенство, к которому должен стремиться мудрый. Человек во всем должен придерживаться середины: он не должен иметь ни чрезмерной злобы, ни чрезмерной любви, не должен слишком предаваться печали, ни восторгаться от радости, одним словом, в нем должно быть полнейшее отсутствие крайностей и увлечений – в этом заключается основное правило личной нравственности. То же должно соблюдать и в нравственных отношениях к другим людям, то есть стараться избегать причинять другим то, чего себе не желаешь, сохраняя таким образом и здесь гармонию. Все остальные нравственные добродетели приводятся к тому же началу. Справедливость и честность, верность себе и своему слову, искренность как основа мирных и добрых отношений в общественной жизни и средство к устранению недоразумений, послушание и почтительность к старшим, кротость, терпение и наконец вежливость ко всем без исключения непосредственно связаны с началом середины или гармонии. Эта сдержанность во всех душевных проявлениях, разумеется, обусловливает некоторую сдержанность и в чувственных наслаждениях.
Учение о середине является стимулом, обусловливающим и охватывающим весь внешний быт народа, весь образ его жизни, весь государственный строй, а также нравственное и духовное состояние народа. Для того чтобы укоренить это учение в уме народа, Конфуций создал целый кодекс обрядов или так называемых церемоний. Церемонии являются сдерживающим началом – благодаря им человек знает, как ему надо поступать в известное время и при известных обстоятельствах, и сумеет вести себя прилично и с достоинством, избегая разного рода столкновений, ссор и брани. Конфуций говорил, что церемонии показывают связь неба с землею, утверждают порядок между людьми, что они прирождены человеку, а не составляют только искусственную внешнюю прикрасу его. Он учил, что они основаны на различии вещей по их низшему или высшему достоинству, на замечающемся повсюду разнообразии в природе и что поэтому-то и введены различные постановления, касающиеся одежды, браков, похорон, жертвоприношений, представления ко двору, определены отношения между государем и небом, государем и чиновниками его, отцом и детьми, старшими и младшими, мужем и женой и, наконец, между друзьями.
И действительно, церемонии введены во весь обиход китайской жизни – даже средства к образованию самого себя, домашний и хозяйственный обиход, управление государством, даже устроение вселенной не может обойтись без церемоний. Одним словом, в церемониях заключается все учение Конфуция о морали, весь кодекс его нравственных правил. В них заключается вся нравственная сторона человека – любовь, истина, мудрость, знание, честность, все в них предусмотрено и все ими обусловлено. Таким образом, обрядность заступила место религии и совершенно подавила идею о нравственности, основанной на свободном убеждении человека в необходимости добра. Любовь, добро, жертвы и прочее – все рассматривается с практической точки зрения: человек должен любить ближних, творить добро, приносить жертвы потому, что это ему полезно, так как и ему могут воздать тем же.
Конфуций стремился вести людей к истинному счастью, а счастье видел в созданной им морали, которую он приводит к одному основному закону – безграничному повиновению детей родителям, жен мужьям и подданных правительству и соблюдению умеренности или середины во всех чувствах человека.
“Голосистая иволга находит себе убежище на краю утеса и знает, где ей остановиться. Почему же человек не достигает до птицы, – говорит Конфуций, – то есть почему человек не всегда придерживается середины в своих действиях?”