Кони пьют из Керулена
Шрифт:
— Во время таких снов, — продолжил я, — человек растет. Так мне говорила мама. И радовалась, если они были — часты.
— Но мне расти уже поздновато, — рассмеялась Алтан-Цэцэг, — а вот полетать журавкой где-то под облаками, поразговаривать с самим Солнцем о жизни и еще кое о чем приятно.
— Хотел бы я подслушать этот космический разговор…
Алтан-Цэцэг подняла палец и шутливо погрозила мне.
— Давайте лучше займемся земными делами.
Земные дела начались со знакомства с поселком. Ровными рядами стоят аккуратные домики с большими глазами-окнами. Под окнами полтинниками серебрится и целуется с ветром листва молодых топольков.
В
Когда-то школой здесь служила юрта, потом небольшой домик, в котором обучалось с полсотни ребят. Теперь построено новое светлое здание. В нем учится свыше двухсот учеников. При школе есть интернат для детей тех, кто живет в степи.
От школы бежит новая улица из свежерубленых домов, пахнущих сосной: больница, столовая, детский садик, магазин, пекарня. На краю — электростанция.
За электростанцией — другие производственные постройки. Гараж, склады для кормов, овощехранилище, водокачка.
Еще дальше — механизированная животноводческая ферма.
Все новое, прочное, со вкусом построенное.
На берегу Халхин-Гола, за живой тополиной стеной-изгородью, на многих гектарах раскинулся сад — яблони, вишни, черешня… А на далеких производственных участках — в этот день мы побывали и там. И добротные кошары. На некоторых чабанских стоянках пробурены артезианские скважины.
— Сроду таких чудес в степи не бывало, — сказал нам старый знаменитый чабан Дамдинсурэн. А он-то уж-знает, ему идет седьмой десяток лет и седьмой десяток он живет в этой степи. Родившись в год Зайца, он все молодые годы, как заяц, прыгал в своей батрацкой нужде. И, может, так бы и продолжал прыгать, если бы не революция.
На стоянке Дамдинсурэна мы познакомились с председателем Хандху. Пропыленный с головы до пят, он приехал на мотоцикле. По тому, как были забрызганы ошметками грязи и мотоцикл, и «всадник», было видно, что путь они проделали немалый.
Мотоциклист сбросил плащ, встряхнул берет, скорым шагом подошел к нам.
— О, дорогие гости! — воскликнул он, и его продубленное ветрами лицо засветилось улыбкой. — Рад познакомиться.
Не более как через полчаса мне показалось, что этого скуластого, общительного, с умными глазами, человека я знаю давным-давно. Нам не надо было мучительно искать, как часто ищут незнакомые люди, тему для разговора. Хандху засыпал меня вопросами о жизни колхозов и совхозов Читинской области, в которых ему доводилось бывать. Его интересовало буквально все: и какой ожидается урожай, и применение биостимуляторов в животноводстве и какая доильная установка — «елочка» или «карусель» производительней, и новые машины на полях, и чем отличаются народные театры от обычных клубных драмкружков, и как организован механизаторский всеобуч, и что дают комплексные чабанские механизированные бригады, и какая литература выпускается для животноводов, и организация районных школ передового опыта, и порядок начисления дополнительной оплаты и, наконец, здоровье его знакомых.
Я понимал: мои дилетантские ответы на многие вопросы его не удовлетворяли, но он был снисходителен. Что делать не со специалистом разговаривал. Но и специалист, пожалуй, не ответил бы на все вопросы — слишком они разнообразны.
Потом мы сидели в юрте у Дамдинсурэна, пили кумыс и беседовали о космических полетах, о тревожных событиях в неспокойном мире. Из радиоприемника тихо лилась задумчивая мелодия.
Покинув гостеприимного хозяина, мы вместе с председателем поехали по полям и фермам. Мотоцикл председатель оставил у Дамдинсурэна, попросив, чтобы сын чабана пригнал его на центральную усадьбу.
Зеленым жуком наша машина бежала по необъятным просторам. Где они начинались, эти степные просторы, и где они кончались, — только орлам, парящим в знойной тишине, наверное, было известно. Я высказал мысль, что гостеприимство и душевная широта монголов — от этой вот неохватной шири. Молчаливая неторопливость, невозмутимое спокойствие — тоже от нее.
— Да, это, пожалуй, так, — согласился председатель Хандху.
— Так-то оно так, — отозвалась Алтан-Цэцэг, — только некоторые черты нашего национального характера стали приходить в несоответствие, больше того, в противоречие с развитием производительных сил, с быстрым темпом и ритмом жизни. Особенно это заметно в промышленности.
— Что вы имеете в виду? — несколько удивленно и озадаченно спросил Хандху. — Какие именно черты?
Заинтересовался и я.
— Неторопливость, медлительность. Посудите сами, — с горячностью продолжала Алтан-Цэцэг. — идут, пощипывают травку овцы или коровы. За ними неторопливо движется на лошадке пастух. Спешить ему некуда. Он всю жизнь при скоте, как и его отец, дед и прадед. Долгими веками вырабатывались черты медлительности, спокойствия, неспешности степняка-скотовода. Прошу не путать с неповоротливостью. Но вот появилась машина, завод, фабрика, шахта. Они требуют к себе иного отношения, чем овечка, они диктуют новый ритм труда и жизни. Время, технический прогресс принесли с собой новые скорости, к которым степняку надо привыкать, осваивать их. А это, согласитесь, непросто.
— Но и на старых скоростях вы, например, успели сделать немало, — улыбнулся Хандху. — Дай бог каждому…
Алтан-Цэцэг сухо сказала:
— За похвалу — спасибо. Только неприлично хвалить человека в глаза, как хвалят победителя на конных скачках. Или очень хочется заслужить ответную похвалу? Могу вознести до небес молодого и…
— С той высоты страшно падать, — шуткой ответил Хандху, — ушибешься.
Оба рассмеялись. Размолвка не переросла в ссору, и о ней сразу же забыли.
Я подумал, что у них в характере много общего. Они были не то, чтобы упрямы, скорее настойчивы и неуступчивы. Таких не заставишь петь на чужой лад, если они хотят петь по-своему и если считают, что правы.
Председатель сказал:
— Сегодня мы не объедем и половины земель нашего объединения.. — И стал рассказывать, как в пятидесятые годы хозяйство артели набирало и копило силы, а, накопив их, сделало сильный рывок вперед. — Сейчас мы имеём около шестидесяти тысяч голов скота — овец, коров, лошадей, верблюдов.
Много это или мало? Цифры, не сравниваемые с другими — не говорящие, молчаливые цифры. Председатель Хандху это понимал.
— Объединение «Галут» из нашего аймака по количеству скота перевалило стотысячный рубеж, — сообщил он и без всякого выражения добавил: — Вообще-то и «Дружба» может иметь сто тысяч, не меньше, но стоит ли иметь? Вот в чем вопрос.