Конкуренты
Шрифт:
— Не лезь не в свое дело.
Ситуация выходила из-под контроля, и мне не нравилось, к чему все идет. Я тоже встала.
— Вы, оба, хватит! Я не потерплю твоих криков и оскорблений. — Я указала на отца, а затем повернулась к Локвуду и ткнула пальцем в его грудь. — Мне не нужна твоя защита. Я сама о себе позабочусь.
Он помотал головой.
— Я и забыл, какая вы все веселая компания. Всегда подозревал, что старик у вас садист. Но не знал, что ты, Фифи, мазохистка. Приятного, мать его, аппетита. — Он развернулся
Мы с отцом все еще стояли. Не знаю почему, но мне не хотелось садиться первой.
— Я пробыла здесь чуть больше суток. Дай мне свободно вздохнуть. Если понадобится помощь, я скажу. Мы все на одной стороне. Я считаю, что просьба о поддержке — это не слабость, а признак сильного лидера. Теперь, если ты готов сесть за стол, обсудить остальные вопросы и, возможно, дать совет, исходя из своего многолетнего опыта, я буду счастлива тебя выслушать. Если нет, тогда я закажу ужин себе в номер.
Отец что-то неразборчиво проворчал, но взял салфетку и сел за стол.
— Спасибо, — сказала я.
На протяжении вечера все было спокойно, хотя чем больше я погружала отца в проблемы отеля, тем сложнее ему было не настаивать на том, чтобы Спенсер присоединился ко мне. А сводный брат делал то, что умел лучше всего: кивал и поддакивал.
Я отказалась от кофе и десерта, надеясь не продолжать вечер дольше, чем нужно, и, к счастью, они поступили также. Мы пожелали друг другу спокойной ночи в лобби отеля. По пути к лифту я боролась с сильным желанием зайти в бар и выпить рюмку, а может и две.
Но мне нужна была ясная голова перед следующей встречей.
________
— Я знал, что ты не устоишь, — сказал Локвуд, когда открыл дверь своего номера.
Я прошла мимо него и только развернувшись заметила, что на нем не было ничего, кроме уже расстегнутой рубашки и черных боксеров.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Он посмотрел вниз.
— Мм… Раздеваюсь.
Я отвернулась.
— Зря. Одевайся!
Удивительно, но он послушался: подошел к стулу, на котором висели брюки, и надел их. Ширинку-то он застегнул, но верхнюю пуговицу и ремень оставил расстегнутыми.
Я повернулась, и мой взгляд тут же упал на узкую дорожку волос, начинающуюся у его расстегнутых брюк и идущую вверх прямо до пупка. Я старалась сосредоточиться, но эта чертова счастливая дорожка чертовски отвлекала. Что разлило меня еще больше.
Уэстон пожал плечами.
— Не видел, чтобы ты звонила мне после того, как все узнала.
Я нахмурилась.
— Я узнала только сегодня, пока ты встречался с профсоюзом!
Он подошел ближе.
— Твой отец настоящий придурок.
Об этом знали все, особенно я. Я могла бы поливать своего отца грязью сколько угодно, но никто другой не имел на это права, особенно Локвуд.
— Не говори про моего отца.
Уэстон вылупился на меня, чуть запрокинув голову.
— Серьезно? После того, как он
— Как он разговаривает со мной — не твое дело.
Он усмехнулся, но ничего не ответил.
— Ты над чем смеешься? — прорычала я.
Локвуд пальцем постучал по своему переднему зубу.
— У тебя что-то между зубов застряло. Шпинат или петрушка, кажется. Ты заказывала устрицы Рокфеллера? Они такие вкусные, правда?
— Что? Нет! Я не заказывала устрицы! — Я лихорадочно стала тереть передние зубы.
— Это напомнило мне время, когда мы были детьми. Помнишь, между двумя передними зубами у тебя была такая большая щель? Понадобилось бы что-то побольше шпината, чтобы там застрять. Почему ты от нее избавилась? Мне она всегда нравилась.
У меня и правда были ужасные зубы в детстве. Не сосчитать, сколько часов я потратила в кресле ортодонта, пока пять лет носила брекеты. Удивительно, что Уэстон вообще об этом помнил.
Он застал меня врасплох, когда наклонился и сам достал то, что застряло в моих зубах.
— Попался, — он поднял палец.
Не знаю, почему этот маленький жест растопил мое сердце, но я собралась и проворчала:
— Держи себя в руках.
Уэстон шагнул ближе.
— Ты точно этого хочешь? — Он положил руку мне на бедро. — Выглядишь так, будто тебе не помешало бы снять стресс.
Я ненавидела, как реагировало на его прикосновения. Ненавидела даже больше, чем то, что Локвуд снова провел меня, и как себя вел с моим отцом.
— Пошел ты!
Он подступил ближе и глубже впились пальцами в мое бедро.
— Почему не рассказал о профсоюзе?
Он наклонился и глубоко вдохнул.
— Каким парфюмом ты пользуешься?
— Отвечай, придурок. Почему не сказал о забастовке?
— Я отвечу, но ответ тебе не понравится.
— Мне многое в твоих ответах не нравится, но это тебя никогда не останавливало.
— Глава профсоюза не очень жалует деловых женщинами. Он даже не стал бы делать вид, что слушает тебя, а как только ты ушла, принялся бы обсуждать твои сиськи. Прямо при мне. Я бы не стерпел и ударил его. Лучшее решение было не брать тебя на встречу.
— Лучшим решением было не идти на поводу у засранца-сексиста, а разобраться с вопросом напрямую, как профессионалы.
Локвуд, похоже, обдумывал мои слова, а потом кивнул.
— Хорошо. Моим намерением было уберечь тебя от насмешек, но я понимаю, почему ты недовольна.
Я расслабилась.
— Сделай так, чтобы этого больше не повторилось.
Уголки его губ дрогнули.
— Да, мэм.
Очень медленно он начал поднимал руку все выше и выше с моего бедра. Я должна была уйти, но вместо этого продолжала стоять и наблюдать, как он ласкает мое бедро, скользит рукой вверх по боку, останавливается у груди, чуть задевая ее, а потом смотрит мне прямо в глаза.