Конкуренты
Шрифт:
— Нам можно, мы тут старожилы, — ответила Инна. — Ну и третья кнопка — идентификатор. Нажимаешь ее, чтобы открыть двери, подтвердить свою личность и все такое прочее. Учти, что твой статус на платформе низкий, далеко не везде ты можешь пройти без сопровождения. В некоторые места для тебя вход платный, сам решай, идти или нет… Нажми.
Я нажал. И сказал:
— Теперь тут появились цифры… четыре два три один шесть.
— Это твой номер, — сообщила Инна. — Сорок две тысячи триста шестнадцатый.
— Ты же говорила — пятнадцать тысяч человек… — сказал я.
— На
— Оптимистично, — глядя ей в глаза, произнес я.
Инна усмехнулась.
— Ты не горюй. Больше всего потерь было в первый год, по неопытности. Сейчас… ну, я бы оценила твои шансы выжить в течение года как пятьдесят на пятьдесят. Видишь — тебя встретили, все объяснили, дали денег на первое время… Сейчас я еще посмотрю, кто из пилотов на Плюшке, и подберу тебе инструктора.
— Если можно, хорошего.
— Это уж как звезды лягут.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой я получаю корабль, прозвище и по морде
Кофе меня чуть взбодрил. Я посмотрел на свои часы — если верить им, то было шесть утра. Впрочем, и коммуникатор показывал пять минут седьмого. Ну, логично. Первые люди сюда попали из Москвы, вот и времени придерживались своего.
Я с тоской понял, что уже не пытаюсь убедить себя в розыгрыше, галлюцинации или внезапном умопомрачении.
— Ты ногами-то быстрее перебирать можешь? — спросила Лена.
Инструктор мне достался женского пола. Если верить словам Инны про дефицит женского населения на платформе, то мне повезло.
Но Лена будто задалась целью доказать мне, что везение — понятие весьма относительное. На первый взгляд симпатичная женщина, да и второй взгляд ничего не меняет. Моя ровесница, может, чуть постарше. Не гений чистой красоты, но и вовсе не уродина, определенный шарм в ней был. Может, только фигура излишне спортивная: не стройная, а именно накачанная, как у девушек, профессионально занимающихся плаванием — плечи широкие, руки очень крепкие. Очень короткая стрижка и такой же мешковатый комбинезон, как у Инны… ну вот и все недостатки.
Зато вела она себя так, будто я был нелюбимым провинциальным родственником, внезапно нагрянувшим в ее крошечную столичную квартирку и сообщившим, что намерен провести тут весь отпуск.
— Я всю ночь не спал, — сказал я. — Знаешь, после такого шока…
— Какого еще шока? — спросила Лена, не оборачиваясь.
Мы шли длинным, плавно изгибающимся коридором. Видимо, по окружности платформы — с одной стороны временами попадались иллюминаторы. Я имел возможность вдоволь налюбоваться звездной темнотой.
— Как это — какого? Попасть сюда с Земли!
— Ха. — Лена разве что не сплюнула. — Тоже мне, шок. Вот вернись я обратно, у меня был бы шок.
— Тебе что, тут нравится?
Она даже соизволила обернуться. И покрутила пальцем у виска.
— Ты чего, серьезно? Конечно! Как это может не нравиться?
Некоторое время я плелся следом, изучая стены — металл,
— А кем ты была на Земле?
— Таксистом.
— Ага, — сказал я глубокомысленно. — Ага… это многое объясняет. Охота за клиентами — из третьего ряда к обочине, дорогой бензин, да еще и некачественный, хреновая машина, дверцу козлы-пассажиры сломали, кресло раздавили, платить не хотят, жадобы…
Лена помолчала. Потом спросила:
— А ты кем был?
— Я журналист.
— Теперь уже бывший, — с удовольствием поддела Лена. — Ага. Это многое объясняет. Беготня за капризными знаменитостями, статьи об отдельных недостатках нашей жизни, только ни в коем случае не обобщать, немножко «джинсы» — если главный не заметит, перед молоденькими девчонками перышки растопырить: «да меня и „комса“, и „коммер“, и „независька“ к себе зовут, только я по натуре фрилансер!», а на самом-то деле — в штат хорошей газеты не берут, а в плохую идти самолюбие не позволяет… Раза два-три в неделю — надраться с друзьями до поросячьего визга, потом спьяну махать корочкой прессы перед ментами…
— Ну ты и стерва… — пробормотал я, останавливаясь.
Лена сделала еще несколько шагов и тоже остановилась. Повернулась ко мне, с любопытством спросила:
— Чего, все точно?
У меня вдруг резко сменилось настроение. До этого я был обалдевший, слегка похмельный — оттого и взирал на происходящее с удивительным спокойствием, так восхитившим Инну. А теперь, от злой иронии Лены, меня словно наизнанку вывернуло.
— Да ты просто провидица, — сказал я. — Может, еще уточнишь, в каком возрасте я девственность потерял?
— Да лет в двадцать, не меньше, — сказала Лена, заставив меня осечься. А потом вдруг достала пачку «Мальборо» и протянула мне. — Будешь?
Я заколебался.
— Как я понимаю, на вашей железяке с сигаретами дефицит?
— Еще какой. Бери, пока угощаю.
Я взял. И, повинуясь порыву, протянул в ответ свою пачку.
— Ну ты и жук, — сказала Лена с чувством. Сигарету взяла, но спросила: — Что, в курсе наших обычаев?
— Откуда бы?
Мы закурили.
— Ну… у нас вроде традиции такой сложилось… если чем-то редким угостить — это просто жест. Ничего особенного не значит. А если в ответ угостят и ты примешь — то вроде как теперь дружеские отношения.
— Ох и повезло же мне, — сказал я.
— Это мы посмотрим, повезло или нет. Если мы с тобой задружимся, то я тебя дрючить стану в три раза сильнее. Оно тебе, в итоге, на пользу пойдет… — Лена глубоко затянулась, выдохнула дым вниз. Я заметил, как облачко втянулось в решетку пола — вот где здесь вентиляция… — Ты не сердись, если задела. У меня… приятель был, журналист. Я про него в общем-то говорила. Вовсе не хочу сказать, что вы все такие.
— Все, может, и не такие, — сказал я. — А вот я такой. Угадала. Только удостоверением перед ментами не машу, плевать они хотели на это удостоверение.