Конкурс неприятностей
Шрифт:
– И-го-го! – Бахтат метнулся к выходу, заплясал в проеме – дым клубился, завивался прядями, сливаясь с вороной гривой, – и требовательно заржал, зовя табун за собой.
– Скачи уже! – я с оттяжкой шлепнула Даму по крупу, гоня в проход. Бахтат взвизгнул и куснул кобылу за холку – с обиженным ржанием та проскочила сквозь выбитую дверь и исчезла за завесой дыма. Смутными тенями мимо скользили лошади – Полинка гнала пони, вынырнула прихрамывающая Лидка (протиснулась-таки!), держащаяся за гриву Арсенала, а я все бежала, распахивая денники один за другим…
– Всех вывели, сматываемся! – Мишка, заляпанный сажей,
Тонкое жалобное ржание из дальнего конца конюшни мгновенно опровергло его слова. Мы рванули туда… Симка стояла перед распахнутой дверью денника и багровым, полным беспредельного ужаса глазом косилась на пляшущие в разбросанном по полу сене огоньки… Сено вдруг занялось разом, вспыхнуло, чадя дымом.
– Пошла! – вцепляясь ей в гриву, заорала я. Мишка подскочил с другой стороны. – Пошла, ну!
Испуганная лошадь вскинулась на дыбы.
– Мы ее не выведем! – заорал Мишка.
Дым впереди уже стоял сплошной стеной, я почувствовала, как кружится голова, а легкие судорожно пытаются втянуть воздух. Похоже, мы и сами отсюда не выберемся!
Издалека громовой трубой прогремело ржание Бахтата – и Симка не смогла ослушаться приказа своего жеребца! Она рванула вперед – мы с Мишкой вцепились в гриву. Плотная, словно монолитная, стена дыма обхватила нас, выедая глаза, лишая шанса вздохнуть… Только бы не выпустить гриву! Я словно в забытьи перебирала ногами. Сбоку дохнуло яростным жаром… и я поняла, что все, привет – Симка завела нас в пламя.
– Сашка! – заорали рядом, меня сгребли в охапку, в лицо ударил сладкий, потрясающий, офигительный… нормальный воздух, и плевать, что в нем хлопья сажи носятся! Меня на руках держал мой папа, а рядом захлебывалась слезами мама, и до фига народу вокруг…
– Сумасшедшая! – тряся меня как котенка, заорал отец. – Ты куда полезла – жить надоело?!
– Лошади… – я облизала обожженные губы.
– Черт с ними! – выкрикнул папа.
– Не черт! – упрямо сказала я и извернулась у него на руках. Где Мишка?
Из дыма медленно выбрались две фигуры… Ну да, носить на руках его не положено, поэтому Мишка героически и с полным соблюдения своего мужского… гм… достоинства, висел на Петровиче.
– А вот нате вам, мамаша, хахаля вашей дочки, а мне бежать надо! – Петрович словно куклу сунул Мишку в руки моей маме.
– Как… хахаля? Саша? – мама растерянно замерла, поддерживая Мишку под спину – до плеч она не доставала. Я шустро изобразила умирающую. Мишка лающе закашлялся. – О господи, мальчик мой, ну как же вы туда полезли… Давайте садитесь сюда, сейчас я вам водички…
– Пап, я тоже слезу, – попросила я и показательно подрыгала ногами.
Папа ревниво посмотрел на Мишку, но все-таки спустил меня наземь. Болезненно морщась от начинающих саднить ожогов и боли в руке, я уселась рядом с пятиборцем. Папа исчез и вскоре вернулся с замызганным одеялом, которым укутал мои плечи. На Мишку косился злорадно: типа, а тебе фиг! Одеяло по жаре и при пожаре, конечно, сильно нужная вещь, но спорить я не стала, натянув его на плечи.
– Не лей на конюшню, тут уже не поможешь! Сюда давай! – Петрович бегал вокруг конемойки, где пятиборцы работали шлангами, заливая водой землю, траву, дорожки вокруг конюшни и сеновала. Оба здания яростно пылали, выбрасывая клубы дыма и снопы искр, внутри что-то рушилось, и новые
– Ни один огнетушитель не сработал! – зло бросил папа. – Вот что у вас в школе творится?
Рядом раздался короткий, задушенный и очень злой всхлип. Светлана Викторовна глядела на пожар, и лицо ее было так неподвижно, что если бы не этот всхлип, я бы и не поняла, что она плачет. Возле нее, скрестив руки на набалдашнике своей палки, замерла директриса.
– Что, Сашка? – появившаяся вдруг Полинка ткнула меня в плечо так, что я покачнулась. – Есть женщины в русских селеньях, которым всегда не везет: то кто-то коня не привяжет, то кто-то избу подожжет? – ее дергало от ненормальной, истеричной веселости.
– А Настя где? – огляделась я.
– Домой удрала, – отмахнулась Полинка.
– Правильно сделала! Единственная разумная девочка! – воинственно объявил папа. – Мы тоже уезжаем, Саше надо в больницу! Я сейчас такси вызову.
Я решительно скинула с плеч одеяло и встала: обожженная кожа натянулась, я тихо зашипела сквозь зубы… Ничего, жить можно, после падения иногда хуже бывает.
– Знаете, папа-мама, у нас тут вроде как аврал. Так что в больницу чуть-чуть потом, – и перебивая их крики, припечатала: – Если реально хотите помочь, надо коней на леваду загнать, туда огонь не дотянется, и проверить, все ли на месте, – и пошагала туда, где Бахтат нежно положил голову на шею мелко дрожащей Симке – серая шкура кобылы четко выделялась на его вороной.
И почему-то меня не остановили, не выругали и не отправили домой мерить температуру и пить горячий чай – мамин метод лечения от всех болезней. Включая отвагу на пожаре, ага.
– Не хватало еще, чтоб она дома командовать начала, мало мне тебя! – только и буркнул папа. – Которая тут эта самая левада?
Издалека доносился вой сирен – пожарные ехали. Потом мы собирали лошадей, и ветврач соревнований чуть не заработала нервный срыв и копытом по голове, пытаясь осмотреть каждую, потом стали возвращаться те, кто ускакал, примчалась милиция и начала опрашивать, и что-то громко и попеременно кричали им завуч и директриса, админдама безуспешно пыталась стряхнуть с костюма копоть, а наш Администратор гнусно лыбился. Потом мы грузили в коневозки приехавших лошадей и выяснилось, что Мишка выбил двери конюшни не нашим фургоном, и снова начали орать: Мишка, Петрович, хозяин фургона, зачем-то подключился мой папа – и переорал всех.
Только к концу дня мы поняли, что Дамы и обоих пони нет – они бесследно исчезли.
Глава 7
Миша
– Я не могу на ней ездить! Она свечит! [19]
– Ни под кем Симка не свечит, а под тобой вдруг начала? Самую тихую кобылу дали! – Лидка дернула поводья, серая кобыла только укоризненно вздохнула и выразительно повела кроткими очами – ну да, тихая она, спокойная, не видно разве? – Поводья проверь! Подпругу тоже. Ты ей где-то больно делаешь.
19
Свечит – делает свечку, вскидывается на задние ноги.