Консолидация
Шрифт:
Однако если она увидит, что он карабкается за ней, а у него не будет шанса предстать с ней лицом к лицу, она выскользнет у него между пальцев, и поминай как звали. Это он тоже знал.
Начался прилив. Свет был тусклым, невыразительным и серым. Снова. Ветер крепчал. В море не было ни огонька, ничто не указывало на существование человеческих существ, кроме взлетов и падений фигуры биолога, да прожилки черного дыма, врезавшейся в небо от какого-то судна настолько далеко в море, что не видно было даже в бинокль. Странные огни позади еще не появились.
Он дождался, когда она будет на полпути от земли, гадая, не утратила
Он старался делать шаги покороче и подгибал колени, но все равно то и дело оскальзывался на неровных камнях, склизких от водорослей, неровных и острых от краев раковин блюдечек, венерок и мидий. Приходилось подставлять свободную руку, чтобы удержаться на ногах, и резаться, несмотря на ткань, намотанную на ладони. Очень скоро колени и лодыжки начали подкашиваться.
К моменту, когда он оказался на полпути от суши, скальный гребень сузился, и ему не оставалось иного выбора, как вскарабкаться наверх. Когда он поглядел с этого возвышения в первый раз, биолога нигде не было видно. Из чего следовало, что она либо каким-то чудотворным способом перенеслась обратно на берег, либо прячется где-то впереди.
Как бы он там ни горбился и ни пригибался, она должна была видеть его вполне ясно. Он не знал, к чему она может прибегнуть — камень, нож, самодельное копье? — если не рада его видеть. Сняв зюйдвестку, сунул ее в карман плаща в надежде, что если она смотрит, то хотя бы узнает его. Что это узнавание может означать для нее больше, чем «дознаватель» или «тюремщик». Это может заставить ее засомневаться, если она залегла в засаде.
Три четверти пути, и он задумался, не следует ли развернуться и двинуться обратно. Ноги были как резиновые, под стать валунам, обросшим водорослями. Волны по обе стороны бились о камни с умноженной силой, и, хотя еще не стемнело, солнце стало лишь отблеском на недосягаемом горизонте, озаряющим далекий дым — на обратном пути ему придется воспользоваться фонариком. Что уведомит о его присутствии любого, кто есть на берегу, — не для того он проделал весь этот путь, чтобы выдать ее остальным. Так что он двинулся вперед с чувством фатальной обреченности. Он уже пожертвовал все пешки, всех коней, слонов и ладьи. И теперь удар, угроза стремительной атаки с другого конца доски нацелена на Абуэлу и Абуэло1.
Утомительный, однообразный труд лазания по скалам, продвижения все вперед и вперед без возврата, наполнил его угрюмым удовлетворением, послав в мышцы последний всплеск энергии. Он довел эту линию расследования до самого конца. Зашел очень да-
‘Abuela и Abueio (исп.) — бабушка и дедушка.
леко, и к этой мысли подмешивалась печаль по тому, что осталось позади, по множеству людей, с которыми он наладил лишь эфемерные взаимоотношения. Приближаясь к оконечности
В конце гребня он вышел к глубокой лагуне с неустанно колышущейся водой, с грубоватой заботой окруженной скалами. Пожалуй, «лагуна» — слишком мягкое слово для булькающей ямы, чьи острые, неровные края могут запросто отрезать руку или голову. Дна не разглядеть.
А дальше — лишь бескрайний океан, прорывающийся внутрь, в клочьях пены разбивающийся о сжатый кулак скал с такой силой, что брызги орошали лицо, а ветер хлестал по нему изо всех сил. Но в лагуне все выглядело спокойным, хоть и неопознаваемым в ее сумрачном отражении.
Она появилась настолько близко — из укрытия слева от него, — что он чуть не отскочил и удержался на ногах в последний миг, наклонившись и подставив РУКУ-
В этот момент он был беспомощен и, выпрямляясь, увидел, что она нацелила на него пистолет. Вроде бы «глок», как его собственный, стандартного образца. Этого он не ожидал. Как-то, где-то она добыла пистолет. Она похудела, скулы заострились, как скалы. Волосы ее начали отрастать, покрыв голову темным пушком. На ней были толстые джинсы и свитер — слишком большой для нее, зато плотный — и высококачественные коричневые туристские ботинки. На лице ее непокорный вызов боролся с любопытством и еще какой-то эмоцией. Обветренные губы потрескались. Здесь, в своей естественной среде, она выглядела настолько уверенной в себе, что Джон почувствовал себя нескладным и неуклюжим. Что-то встало на свое место. Что-то обострило ее ум и чувства — и, может быть, воспоминания.
— Швырни свой пистолет в море, — приказала она, жестом указав на его кобуру. Ей пришлось возвысить голос, чтобы он расслышал, даже находясь так близко — достаточно близко, чтобы за пару шагов оказался бы совсем рядом и мог бы коснуться ее плеча.
— Он нам может еще понадобиться, — возразил он.
— Нам?
— Да, — сказал он. — Другие на подходе. Я видел огни. — Он не хотел делиться тем, что случилось с Южным пределом. Пока.
— Швыряй сейчас, если не хочешь, чтобы я тебя подстрелила.
Он поверил. Он видел рапорты о ее тренировках. Она сказала, что с оружием не ладит, но мишени этого мнения не разделяли. Предохранитель снят.
Так что с дедушкой версии 4.9 или 5.1 пришлось распроститься. Он не вел счет экспедициям. Море поглотило его со шлепком, прозвучавшим как прощальная реплика Джека.
Джон поглядел на нее, стоящую напротив, среди волн, разбивающихся о скалы, и, несмотря на сырость и холод, несмотря на факт, что может умереть в ближайшие пару минут, рассмеялся. Это изумило его, даже подумал поначалу, что смеется кто-то другой.
Она сжала рукоятку пистолета покрепче:
— Тебе кажется смешным, что я застрелю тебя?
— Да, — признался он. — Это очень, очень смешно.
Он уже хохотал так, что пришлось опуститься на
колени и опереться руками о камни. В нем всколыхнулась неистовая радость или истерия, и он праздно, отстраненно задумался, не стоило ли добиваться этого чувства почаще. Ее вид на фоне вздымающегося и опадающего моря оказался почти свыше его сил. Но зато он впервые понял, что, явившись сюда, поступил правильно.