Конспект
Шрифт:
— Ты только начал работать, — сказала Лиза. — А до этого обходились без твоего пая, так что не переживай.
— Ну что, получил? — уже после и тихонько говорит мне Галя. — Другой раз не будешь устраивать спектакли.
— Какие спектакли?
— Подумаешь, — он проживет без денег!
Ночуя у Торонько, после работы приходил домой обедать, а после обеда торопился на занятия и только по выходным помогал в домашних делах. С кроликами вместе с Сережей возился папа. Меня, конечно, спрашивали, как живется у Торонько, я сказал, что там хорошие условия для
— Я бы перечитала «Портрет Дориана Грея», — сказала Галя. — Нельзя ли у них попросить?
— Меня предупредили, чтобы книг я из дому не выносил. Могут и отказать, во всяком случае Женя скажет, что это книги Василия Гавриловича и надо спросить у него.
— Тогда не надо, не проси, как-нибудь обойдусь — возьму в Короленковской библиотеке.
Другой раз, в выходной, когда у нас были Майоровы, папа спросил у меня — хватает ли мне денег. Я усмехнулся и заявил:
— А разве когда-нибудь кому-нибудь денег хватало? Это вызвало общий смех.
— Какой философ! — воскликнула Галя.
— А может быть — практик? — спросил Сережа, и снова все засмеялись.
— А чем тебя там кормят? — спросила Лиза.
— Кормят хорошо. — Я стал перечислять, что я там ем.
— Даже свежую рыбу едят! — воскликнул Сережа, большой любитель рыбы.
— И еще икру — и черную, и красную.
— «Живут же люди!» — воскликнул нищий, увидев богатые похороны, — сказал Федя. Все захохотали.
— Значит, ешь то же, что и они, — сказала Нина.
— Наверное.
— Как наверное? — удивился папа. — Разве ты не с ними ешь?
— За Торонько очень рано присылают машину, и когда я встаю, они уже позавтракали. А когда я прихожу, они уже ужинали, или Торонько еще не вернулся, и Женя ждет его, чтобы вместе поужинать.
— Да... Дороговато икра обходится, — сказал Федя. Потом папа тихонько меня спрашивает:
— Ты там что-нибудь платишь?
— Нет.
— И не говорил об этом?
— Нет, неудобно.
— Неудобно, это верно. Могут обидеться. Родственники все-таки. — Папа хмурится, и мне начинает казаться, будто он жалеет о том, что я там поселился.
Не пришел преподаватель, нет последней пары, хорошая погода. Токочка, Птицоида, Пекса и я решили погулять — давно не были вместе. Зовем Изъяна.
— Я буду заниматься.
— Физикой, — говорит Пекса. — Совсем офизел, даже на лекциях занимается физикой.
— Ты лучше расскажи, как тебе на стройке работается — говорит Токочка.
— Та-а... Работа — не бей лежачего. Ничего из того, что нам преподают, и не требуется. Плохо, что все на соплях, а толковых монтеров, — всю-то я вселенную проехал, — что-то не видать, приходится и самому по столбам лазить.
Птицоида и Токочка на работу не жалуются.
— Работа однообразная? — спрашиваю я.
— Ну, нет! — говорит Птицоида. — Разные производства, разная технология, разное оборудование. Все время что-нибудь новое.
— А я думал, что у вас группы специализируются по видам производства.
— Инженеры, может быть, и специализируются, — говорит Токочка. — А техников не хватает, и нам приходится работать то с одним, то с другим.
— А у нас одна и та же технология, одно и то же оборудование, одни и те же схемы и расчеты.
— Это скучно, — говорит Птицоида. — Ну, да сколько нам здесь работать! С гулькин нос, как говорит твоя тетушка.
— Зато у вас очень симпатичные руководители, — говорит Токочка. — И разрешают делать задания на работе.
— А я тоже делаю задания на работе, — говорит Пекса. — И никого не спрашиваю. У меня работа вроде как дежурство. Сиди и жди.
— Аварии? — спрашивает Птицоида.
— Ну, не аварии, а вроде того: обрывы, короткие замыкания. Я же говорю — все на соплях. Понемногу переделываю, так не всегда материалы есть. И никого это не интересует.
Остался один и думал: хотел бы я быть на месте Птицоида и Токочки? Работа разнообразная, значит — интересная. Ну, предположим: были бы мы на постоянной работе — добивался бы я перехода в общепромышленный отдел? Кто знает! Не надо себя обманывать: мне все равно, меня здесь больше привлекают взаимоотношения с людьми, чем работа. Ну, а что же дальше? Кончай техникум, а там посмотрим!
8.
Байдученко оказался меломаном. Он с удовольствием вспоминал, какие оперы и каких знаменитых певцов он слушал и в каких концертах бывал.
— Какие вы оперы слышали? — спрашивает меня.
Я перечисляю, набирается их не более десяти, потом перечисляет Андрей Владимирович, и куда уж мне до него! Как говорит Лиза, — далеко куцему до зайца. Теперь у него — жена и маленький ребенок, домработницы нет, бывает он в опере и концертах гораздо реже, но бывает, иногда и с женой. Он уже знаком с Птицоидой и Токочкой и агитирует всех нас, чтобы и мы приобщались к музыкальной жизни, рассказывает, какие интересные премьеры ожидаются в оперном театре и в филармонии, какой приезжает знаменитый дирижер и какой известный инструментальный квартет выступит в Короленковской библиотеке. Я поддался напору Андрея Владимировича и неожиданно для себя увлекся симфоническими концертами. Бываю в них и с Байдученко, и с Токочкой, и, реже, Птицоидой. Уговаривать их не нужно, мы и занятия пропускаем. Изъян на приглашения улыбается, крутит головой и разводит руками: совершенно нет времени.
— Эх, ты! — говорит ему Птицоида. — Физически конченный человек.
Дома только Галя бывает в опере и в концертах. Моему увлечению удивились, а Сережа еще и обрадовался, и я слышу его разговор с Лизой, доносящийся из их спальни.
— Мы с этой жизнью совсем заплесневели, — говорит Сережа. — Давай тряхнем стариной — сходим в оперный или в хороший концерт.
— Ох, Сережа, на концерты да на театры у меня уже сил нет. Да в затрапезном виде не пойдешь, а надеть нечего. И у тебя костюма нет.