Конспирология

Дугин Александр Гельевич

Суть «Империи» в коррупции. Коррупция (разрушение) как принцип является прямой противоположностью «генерации» (порождению). «Множество» порождает, «Империя» только коррумпирует. «Империя» есть вечный кризис, она разлагает жизнь, остужает ее кипение, узурпирует для своего функционирования через тонкую систему контроля стремление «множества» к свободе, его желание, его креативность.

Так как умственный труд сегодня играет центральную роль в экономическом развитии, роль средств производства существенно видоизменилась. Главным средством производства становится человеческий мозг, следовательно, машина интегрирована в человеческое тело. С другой стороны, новые технологические средства — компьютерная техника, к примеру — становятся необходимой частью человеческого тела, и в скором будущем смогут быть в него интегрированы. Отсюда теория «киборга» как основного субъекта «Империи». «Киборг», по мнению Негри и Хардта, это такое существо, в котором субъект труда (человек) и орудие труда интегрированы

и слиты до неузнаваемости. Поэтому современному капиталу недостаточно собственности над средствами производства, а прямые дисциплинарные инструменты властвования классического полицейско-экономического типа оказываются неэффективными. «Империя» должна контролировать всю сеть, элементами которой являются люди, представители «множества».

Планетарная Америка

Создание «Империи» тесно связано с историей США и их политической системы. Согласно Негри и Хардту, политическая структура США, федерализм и американская демократия изначально представляли собой матрицу той социально-экономической модели, которая сегодня становится (стала) глобальным явлением. Постмодернистический принцип «Империи» был заведомо заложен в основе американской «политической науки». На этом Негри и Хардт останавливаются подробно.

Томас Джефферсон, авторы журнала «Федералист» и другие идеологические основатели Соединенных Штатов вдохновлялись древней имперской моделью; они верили, что строят на другой стороне Атлантики новую Империю с открытыми, расширяющимися границами, где власть будет создаваться по сетевому принципу. Эта имперская идея выжила и вызрела через историю американской Конституции и сегодня проявила себя в планетарном масштабе в полностью реализованной форме», — пишут авторы.

Важно обратить внимание на понятие «расширяющихся границ». Сам Джефферсон говорил о «расширяющейся империи» (extensive empire).

Вера в универсальность своей системы ценности лежит в основе политической истории Соединенных Штатов.

Негри и Хардт подробно останавливаются на уникальности исторического опыта США, которые сделали именно эту страну матрицей, воспроизводимой сегодня в глобальном масштабе. Европейские державы, двигающиеся в том же направлении «модерна» — с его индивидуализмом, индустриальным и техническим развитием, капитализмом и т. д. — были ограничены своей историей и своим пространством. Их движение к «идеалу» модерна постоянно натыкалось на внутренние социальные, сословные, этнические, экономические преграды, что усугублялось враждебностью и конкуренцией соседних держав. И время, и пространство стран Европы на пути к реализацию проекта Просвещения были ограничены, наполнены преградами. Создатели США как носители европейского проекта в его чистой форме (мессианский протестантизм и либеральная демократия) оказались в радикально ситуации — они действовали с нуля (история осталась в Старом Свете) и на пустом пространстве.

Негри и Хардт уточняют, что северо-американское пространство было, на самом деле, не таким уж пустым — на нем существовала древняя индейская цивилизация. Но энергия колонизаторов и их решимость осуществить лабораторный проект общества «чистого модерна» легко преодолели это препятствие: индейцев приравняли к «недолюдям», к своего рода «природным явлениям», «колючкам», и стали поступать так, как будто их нет (в определенных случаях прибегая к прямому массовому геноциду). В этом логика постмодернистской «Империи»: она способна состояться только на «пустом месте», «с нуля», расширяя свои пределы во всех направлениях.

Когда речь зашла об отвоевании Калифорнии и Нью-Мексики американцы заговорили о «Manifest Destiny», т. е. «явном предназначении», которое состояло в том, чтобы «нести универсальные ценности свободы и прогресса диким народам».

В истории США Негри и Хардт выделяют 4 периода вызревания концепта «Империи».

1. От принятия «Декларации Независимости» до Гражданской войны;

2. т. н. «эпоха Развития» и особенно постепенный переход от «классической» (европейской по типу) империалистической теории Теодора Рузвельта к интернациональному реформизму Вудро Вильсона;

3. от эпохи «New Deal» и Второй мировой войны до середины 60-х XX века (пик холодной войны);

4. от социальных трансформаций США 60-х до распада Восточного блока и СССР.

«Каждая из основополагающих фаз истории развития США представляет собой шаг в сторону реализации Империи», — заключают авторы.

Американская модель внутреннего социально-политического и экономического устройства отражает основные черты постмодерна. И не случайно именно США становятся историческим лидером всего капиталистического мира, оставляя Европу и другие страны далеко позади. США создали общество, в котором «модерн» существует в своем чистом — почти утопическом — виде, это лабораторная реализация идеала Нового времени, капитализм в его чистейшей стадии. Поэтому «Империя», будучи по определению планетарной и сетевой генетически связана с США. По сути США есть ее генетическая матрица.

Негри и Хардт подчеркивают тесную взаимосвязь политических основ США с идеей «экспансии» и «открытых границ». США не могут не расширять своего контроля, так как представление об «открытых границах»

и «универсальности» собственных ценностей является важнейшей чертой всей системы. Когда собственно северо-американское пространство был освоено, власти США были поставлены перед серьезной дилеммой: либо действовать как империалистическое государство (линия Рузвельта и правых республиканцев), либо — и здесь самое интересное! — рассматривать мир как «пустое место», подлежащее интеграции в единую структуру сетевой власти (эти идеи были сформулированы президентом Вудро Вильсоном и поддерживаются демократической партией). Планетарная сетевая власть не ставит перед собой задачи прямого колониального завоевания — просто различные зоны включаются в общую систему ядерной безопасности, в систему свободного рынка и беспрепятственной циркуляции информации. В таком случае «Империя» не борется с «другим», не переламывает иную систему ценностей, не подавляет сопротивление, не переделывает и не перевоспитывает «побежденного», но поступает с ним как с «индейцами» — «вежливо игнорирует» их особенность, качество, отличие. «Через инструмент полного невежества относительно особенностей национальных, этнических, религиозных и социальных структур народов мира «Империя» легко включает их в себя». Империалистический подход модерна унижал противника (колонизируемые народы), но все же признавал факт его существования. Постмодернистская Империя безразлична даже к этому факту, она не уделяет ему внимание: все пространство планеты является открытым пространством, и выбор «Империи» (ядерная мощь, свободный рынок и глобальные СМИ) представляется само собой разумеющимся. Чтобы включить страну, народ, территорию в рамки «Империи», их не надо завоевывать или убеждать, им надо просто продемонстрировать, что они уже внутри «Империи», которая самоочевидна, глобальна, актуальна и безальтернативна.

Роль США в создании «Империи» двойственна. С одной стороны, «Империя» созидается США и основывается на их матрице. Этому способствует и то, что основы национальной политики США с момента основания точно совпадают с той моделью, которая отныне утверждается как нечто планетарное. Но «Империя» вместе с тем и преодолевает национальные американские рамки, выходя за пределы «классического империализма». США укрепляются как проект, расширяясь далеко за рамки национального государства. Америка перерастает Америку, становится планетарной.

Весь мир становится глобальной Америкой. И здесь можно наметить тему (не освященную авторами «Империи») о противоречиях в американском истеблишменте между сторонниками «империализма» и «Империи» в новейших условиях (жесткость этих противоречий особенно обнаружилась в период правления Президента Буша-младшего).

Восстание «большинства»

Что противопоставляют Негри и Хардт «Империи»? Как предлагают бороться с ней?

Их предложение можно разбить на две составляющие. Вслед за другими «новыми левыми» — Бодрийяром, Делезом и т. д. — они совершенно справедливо утверждают, что характер изменений, запечатленных в эпохе постмодерна, необратим и объективен. «Империя» и ее могущество не случайны, не произвольны. Они обусловлены логикой развития человечества. Это не девиация прогресса, но его кульминация. Западноевропейское человечество, двигаясь по траектории своего философского, социального, экономического и политического развития, не могло не прийти к Просвещению, капитализму, империализму, и, наконец, постмодерну и «Империи». Следовательно, «конец истории» в глобальном рынке вполне закономерен, вытекает из самой структуры истории. Тех, кто ужасается чудовищным горизонтам тотального планетарного контроля и новым формам эксплуатации, Негри и Хардт советуют обратить внимание на настоящее и прошлое: можно подумать, что капитализм был более гуманным и справедливым на иных стадиях. Главный вывод: «Империи» избежать нельзя, затормозить ее становление, укрыться в «локальном» невозможно. Буржуазные государства-нации не являются альтернативой «Империи», они просто ее предшествующие стадии. Следовательно, противники «Империи» должны распроститься с привычными клише, отбросить устаревшие концептуальные инструменты и расстаться с ностальгией. Мутация модерна в постмодерн, а также качественное видоизменение Труда и Капитала, это свершившийся факт, с которым нельзя не считаться. «Империя» — это реальность. В этом смысле, с Негри и Хардтом едва ли можно спорить, даже если они немного забегают вперед. Не сегодня, так завтра.

Но в отношении позитивной альтернативы авторы намного скромнее. Она описана крайне приблизительно и вопросительно, и сами авторы постоянно делают оговорки, что пока не знают ответа. По их мнению, аналогом рабочего класса как объекта эксплуатации и субъекта революции в классическом марксизме, сегодня являются просто люди — «большинство». Так как в условиях технического развития и глобализации капитала разница между производительным и непроизводительным трудом стерта, то трудом следует признать саму жизнь, и ее телесные мотивации — желание, воспроизводство, креативность, случайные влечения. Разница между работой и отдыхом, полезным и бесполезным, делом и развлечением постепенно исчезает: остается только живые люди перед лицом коррупционной системы. «Множество» само и есть сегодня Труд. А «Империя» — капитал.