Констанция (Книга 1)
Шрифт:
Движение могли нарушить то хрупкое равновесие, которое держалось последние годы.
И как ни старался Филипп, он не мог придумать место, где он, Филипп Абинье, и она, Констанция Реньяр, могут быть вместе.
<Разве что этот камень, нагретый солнцем, посреди ручья, который лежит неизвестно на чьей земле... Неужели мы всегда будем на разных берегах и между нами будет мчаться обжигающе-холодный поток ненависти и вражды? Но ведь над
Нами всеми светит одно солнце, плывут одни и те же облака, птицы, которые поют по утрам,
Водопад? С виду она непреодолима, - подумал Филипп, протянул вперед руку, и его кисть исчезла в клокочущей воде.– Но я же смог перейти с одного берега на другой. Должна же существовать тропа от одного берега к другому? Должны же
Существовать мосты? А если их нет, то их нужно возводить>.
И тут же Филипп зло оборвал себя. Он до боли в суставах сжал кулаки и вспомнил свирепый взгляд старого Гильома Реньяра, брошенный на него из-под косматых бровей. Он вспомнил нацеленный пистолет и огонь, полыхнувший из
Ствола. Вспомнил, как отец покачнулся и рухнул на стерню, крикнув перед смертью: <Беги! Беги, Филипп!>
И он, как заученную молитву, повторил:
– Беги, беги, Филипп!
– Тогда я убежал, - прошептал Филипп, - но теперь мне не к лицу бегать, я отомщу за тебя, отец.
Выбравшись на другой берег, он отыскал своего коня, беззаботно пасущегося на лужайке, вскочил в седло и помчался к своему дому.
Небо словно вторило мрачным мыслям Филиппа и быстро темнело. Из-за холмов плыли тяжелые мохнатые тучи, готовые вот-вот разразиться проливным дождем. Как ни торопил Филипп своего коня, все равно не успел добраться домой сухим. Дождь хлынул как из ведра. Казалось, с неба низвергается водопад. Филипп мгновенно
Промок до нитки, но его мокрые губы все равно продолжали шептать одно слово, прохладное на вкус и горьковатое:
– Констанция! Констанция!
И тут же он добавлял, будто бы бередя раны, будто бы добавляя в бокал терпкого вина яд:
– Констанция Реньяр! Реньяр! И почему, почему ты не родилась в другом доме? Почему ты носишь это ненавистное имя? Почему между нами кровь моего отца и кровь двух его братьев?
Наконец, промокший до нитки, продрогший, он добрался до дома, быстро снял с лошади седло и завел ее в конюшню. Прикрываясь седлом от дождя, хотя и понимая, что это ни к чему, Филипп вошел в дом и сразу же, бросив у порога сумку с рыбой на пол, двинулся к жарко пылающему очагу.
– Ну ты и вымок!– сказала сестра, продолжая стряпать.
– Да, погода разбушевалась.
– А рыбу ты привез?
– Конечно, посмотри в сумке. Сестра тут же подняла тяжелую кожаную сумку и заглянула внутрь.
– О, да ты, Филипп, замечательный рыбак! Две такие огромные рыбы! Значит, ты еще не забыл, чему тебя учил отец.
– Нет, я ничего не забыл. У меня такая память,сестра,
– Не надо, не надо об этом, Филипп. Мать может услышать, расплачется, и тогда ты ее ничем не успокоишь.
Она тут же отложила свою стряпню и принялась чистить рыбу.Когда девушка закончила, она строго посмотрела на брата, и на ее губах появилась улыбка, и до этого не очень приветливое лицо Лилиан преобразилось и засияло, как пышный букет, украшающий унылую комнату.
– Давай брат, раздевайся, ведь ты весь промок до нитки и дрожишь как воробей.
И тут же Филипп вспомнил Констанцию. Его мрачное лицо мгновенно прояснилось.
– Чему ты улыбаешься?– обратилась к нему сестра.
– Да так, подумал о воробье, - отшутился Филипп.
– Раздевайся скорее, а то простынешь. И садись ближе к огню.
Филипп стаскивал с себя мокрую одежду, но улыбка не сходила с его лица.
– Мне кажется, что ты, Филипп, что-то от меня скрываешь, что-то произошло в твоей жизни.
– Да ничего я не скрываю, - буркнул Филипп.
– Нет-нет, скрываешь, я же тебя знаю хорошо и чувствую по выражению твоего лица, по взгляду, что какие-то приятные мысли занимают твою душу.
– Лилиан, отвяжись, я тебя прошу, а не то я разозлюсь.
– Брат, а не влюбился ли ты ненароком?– Лилиан всплеснула руками, обрадованная собственной догадке.– Точно, ты влюбился! Все мужчины одинаковы - стоит им только увидеть хорошенькую девушку, как на их лицах появляется масляная улыбка, а глаза начинают блестеть, как уголья в очаге.
– Лилиан, если ты не отвяжешься, то я тебя выставлю на дождь.
– Значит, я угадала и мой братец влюбился. Наш мрачный Филипп нашел свою избранницу.
– Замолчи!– бросил мокрой рубашкой в сестру Филипп. Та ловко поймала ее и стала развешивать у очага, продолжая улыбаться своим потаенным мыслям.
– Если ты не перестанешь улыбаться, Лилиан, я запущу в тебя сапогом.
– Да хоть горшком можешь в меня запустить, все равно ты влюбился и не можешь этого скрыть.
Филипп отвернулся, чтобы сестра не видела его лица. Он попытался убрать улыбку со своих губ, но это ему не удалось, она словно прилипла.
А сестра подошла сзади, положила руки на плечи Филиппу и крепко его обняла.
– Я очень рада за тебя, брат. И пожалуйста, не сердись на меня, я не желаю тебе зла, я действительно рада. А она красивая?– уже другим голосом зашептала Лилиан прямо в ухо Филиппу.
– У меня нет слов!– сказал Филипп.
– Ну, брат, это не объяснение. Ты хоть скажи, кто она и откуда. Я ее знаю?– и Лилиан принялась называть имена всех известных ей в округе девушек.
Филипп каждый раз отрицательно качал головой.
– Не старайся, Лилиан, у тебя все равно ничего не получится.