Константин Киба. Дилогия
Шрифт:
— Ты заметил линзы?
— Нет, я просто так с тобой обниматься полез, — иронизирую я. — Соскучился.
— Ясно. И поэтому ты напал на отца? Потому что он плохо видит?
— Точно. Вот такой у меня фетиш. Так снимаешь или нет?
Если они окажутся прозрачными, то я просто извинюсь. Если же они изменили цвет глаз, то… я посчитаю, что передо мной человек, который с легкостью смог обвести меня вокруг пальца.
Я долго думал, как поступить, если отец окажется самозванцем. Первая мысль — пытать и допросить. Но это рискованно. Он слишком способный одаренный, осторожный,
Второй мыслью было продолжать играть свою роль глупого сынка. Возможно, удалось бы выудить из него информацию хитростью. Но инстинкты кричат, что передо мной человек совершенного иного уровня, знающий про настоящего Константина Киба очень многое. Например, он должен был быть уверен, что я не видел настоящего отца или его фото в осознанном возрасте, чтобы смочь опознать самозванца.
«Отец» не спешит. Молчит. И это служит мне ответом.
ВШИИИИХ!!!
Петля обматывается вокруг его шеи. Но из-за суммы крепости нити не в силах сдавить трахею и сонную артерию.
Отступаю еще не шаг. Что же ты предпримешь? Неужели ты не подстраховался, зная о моих нитях? Я тебя переоценил?
Лжеотец неожиданно неприятно улыбается:
— А теперь немного здравого смысла. Я намного опытнее тебя и знаю, что ты пользуешься шелковыми нитями. Как думаешь, придумал ли я что-то в ответ?
Похоже, не переоценил. Но пока что это только слова.
— О, не переживай. Это неважно. Важно лишь снимешь ты линзы или нет и будешь ли со мной разговаривать. Может сразу сбежишь? Ах, да, и забыл сказать. Я записываю наш разговор. В кармане у меня телефон и запись идет прямо в облако. Если со мной что-то случится, то надеюсь это тебе хоть как-то подгадит…
— Ну, это, конечно, неприятно, — морщится человек, называющий себя моим отцом. — Но не сильно. Так что.
Огненная вспышка!
Мои нити распадаются на части, словно их и не было. Пахнет паленым. Что ж, это самый очевидный способ противодействия шелковым нитям и паутинам. Я бы точно таким же способом боролся с ними. Но что он сделал? Вспышка была такой яркой, но я не понял, что произошло.
Дверь уже полуоткрыта, и люди за ней ходят туда-сюда. Достаточно одного шага, чтобы удрать. Я узнал, что хотел. Очередной умник решил со мной поиграть, и этот раунд я оставлю за ним. Возможно, это заместитель директора. Наша договоренность прошла еще в пятницу, но он не пошел сам со мной на контакт, да и, насколько я знаю, его в тот день вообще не было в школе. Значит случилось что-то важное… Важнее, чем информация о третьем пазле.
— Стой, — улыбается человек, отряхиваясь от нитей. — Давай поговорим.
Оборачиваюсь.
— Так линзы все-таки цветные, — утверждаю я. — Ты не мой отец. Ты раскрыт. Зачем тебе со мной разговаривать? Не думаю, что тебе приказали меня убить, так зачем тогда? Тянешь время?
— Верно, цветные. Но я ведь могу объяснить, почему они такие, верно? Например, я твой родной отец, а мать нет.
Морщусь:
— Еще раз запудришь мне мозги, и я уйду. А потом найду тех, кто тебя нанял и задам вопросы им.
— У тебя ведь третье направление — это
— Точно, — язвлю я, понимая, что в таких вещах врагу не признаются. — Направление: правда. Еще вопросы?
Лжеотец приподнимает уголки губ.
— Больше нет. Просто хочу, чтобы ты знал, что я знаю, кто ты такой.
В голову закладывается догадка. Смертоносная, опасная. Так значит все это была игра, чтобы узнать, кто я такой? Но кто подозревал, что я не Константин Киба? Заместитель директора? Может Хидан Мацуо? Элеонора? Кто?
Гниль подземная. Если бы я ранее предположил, что отец не просто шпион-самозванец, а шпион, который должен убедиться в том, что я настоящий Константин Киба, то проверил бы намного больше информации. Например, попробовал бы разузнать о болезни матери…
— Твоя мать не болела раком, — кивает человек. — А еще Константин часто встречался со своим настоящим отцом втайне от своей матери. Он точно знал, как тот выглядит.
Они знают, что я не Константин Киба!
Ни один мускул не дергается на моем лице.
Давно меня не переигрывали. Чем старше я становился, тем реже такое случалось. Расслабился. Да и стоит признать, что раз я оказался тут, то в Варгоне кто-то меня переиграл, раз я умер в кровати. Вот и сейчас. Я недооценил кого-то в этом.
Меня раскусили из-за незнания своего прошлого. Из-за того, что я считал своим самым слабым местом. Я пытался узнать о себе как можно больше, но информации было очень мало. И спасибо матери, которая всеми силами скрывала наше прошлое.
Человек изучает меня взглядом так же, как я изучал бы своих подопытных в большой игре. Он примерно моего уровня и, даже провалив задание, пытается его продолжать. Но, в отличие от меня, всю жизнь прожил здесь, а не в Варгоне.
Молчу.
— Ты не Константин Киба. Как я понимаю, смысла нет спрашивать, кто ты такой? — вздыхает он. — Честно говоря, я и не надеялся, что смог бы узнать намного больше. Рад, что правильно тебя оценил, и мы закончим этот цирк пораньше.
Первое правило лжеца — ври до последнего.
— Что ты несешь? — вздергиваю бровь. — В каком смысле, я не Константин Киба? Отвечу твоим же вопросом. Смысла нет спрашивать, кто тебя нанял? Мне просто интересно, кто этот идиот. После пробуждения и сотрясения у меня проблемы с памятью, но, чтобы считать меня кем-то другим?
Лжеотец спокойно улыбается:
— Конечно-конечно, как скажешь. А по поводу кто меня нанял. Так Элеонора. Твоя учительница.
Настала очередь моргать мне. Азиат смеется. И в этом смехе удивительно сочетается грусть и веселье:
— Да-да. Может, я тебя подставляю. А может ее. Может, просто издеваюсь. Может, это не она. А может она. Но мы оба понимаем, что, скорее всего, не она, верно?
Закрываю свой разум от злости. Злость — лишнее. Выковыриваю из своей памяти весь свой опыт. Все случаи, когда я проигрывал и выигрывал. Перебираю в уме все, что я переживал в дворцовых интригах, как я был бароном, королем и попрошайкой. Неужели из-за маленького недостатка, что я в теле ребенка нахожусь в другом мире, я позволю этому человеку играться со мной?