Консул Содружества
Шрифт:
Но скорее дело было в другом: корветтен-капитан сидел не шевелясь, как хамелеон на ветке, да и глаза его были закрыты. Более же всего бывалый волк Пространства походил даже не на хамелеона, а на покойника.
Когда я уселся, он даже не шелохнулся. Разве что открыл глаза.
Наши взгляды встретились. На секунду нам обоим стало немного неловко. И вроде бы обычное дело – встретить нашего брата у девок, а каждый раз таращишь глаза.
– Здравия желаю, сениор корветтен-капитан! – оттарабанил я.
– Поменьше
Корветтен-капитан был явно не в себе. Гримаса боли змеилась по его костистому, сухокожему лицу человека с очень верхним образованием. Да и потом, он назвал меня «юноша», хотя я был в форменной куртке!
– Как скажете, сениор! – молодцевато гаркнул я.
В гигиеническом отсеке зашумела вода – это Лейла начала смывать со своих сочных ягодиц продукты желез внутренней секреции затраханного до полусмерти корветтен-капитана.
– Слушай, парень, ты что, пехотинец, что ли? – дошло наконец до жирафа.
– Так точно!
– А стандартной аптечки у тебя при себе нет?
– Есть, сениор! – отвечал я. Хоть мне и приказано было «без официоза», но рефлексы были сильнее приказов.
– Значит, там должен быть ксеноверин в ампулах… – Корветтен-капитан, страдальчески щурясь, растирал виски пальцами.
– Голова болит? – предположил я.
– Болит – не то слово, – проскрипел капитан. – Будто там электровеником прошлись. Чисто так… И эхо гуляет от каждого слова, как в сосновом бору.
– Да-а…
Я, как ни странно, знал, что такое «электровеник в голове» и что такое «эхо». В моей памяти всплыла кверху брюхом передряга на Эсквемелине…
Когда все окончилось, озабоченные дятлы из разведки делали мне глубокое психосканирование, поскольку вспомнить я мог немногое, а информации нашему командованию, как обычно, катастрофически не хватало. О да, я тоже познал это самое «эхо» вместе с «электровеником»! Короче, я проникся к корветтен-капитану глубоким сочувствием.
– Чего расселся?! – одернул меня страдалец. – Аптечку неси!
Как ошпаренный, я вскочил со своего кресла и помчался в комнату Джонни.
Через полминуты я уже совал под нос доходяжному корветтен-капитану ампулу ксеноверина.
Я даже инъектор расторопно к ней присобачил, как положено настоящему холую. Хотя, если так подумать, какого черта я должен тут ему прислуживать на квартире у шлюх? Вот пусть бы Лейла ему и подносила…
Выверенным движением корветтен-капитан закатал себе дозу в височную вену, и очень скоро лицо его преобразилось.
– Вот так-то лучше, – сказал он и показал мне зубы в окантовке ярко-розовых, чуть воспаленных десен. Я не сразу догадался, что он попросту хотел улыбнуться, но ксеноверин внес коррективы в его психомоторику. – А ты чего тут, тоже к Лейле?
– Нет, сениор. Я к Джонни.
– Гм… Ну, твое право. – Корветтен-капитан изобразил «понимание».
– Джонни – это
– А-а, тогда сам Бог велел. Видать, ты поумнее меня будешь. Лейла эта, – капитан обернулся в сторону ванной, чтобы удостовериться, что Лейла по-прежнему плещется, – Лейла эта – просто чума. Стар я уже для таких фокусов.
Я вежливо улыбнулся. Не иначе как корветтен-капитан изволит шутить. В смысле – кокетничать. Я, хоть меня убей, не мог понять – как можно быть «старым» для «фокусов»?
– Мне пора. – Корветтен-капитан встал с кресла и, едва удержав равновесие, поплелся к дверям элеватора.
Спина у него была такой прямой, будто он по оплошности надел пиджак вместе с плечиками.
Весь вечер я косился на этот проклятый счетчик энергопотребления, модель СК 459/45.
Загадки множились с каждой секундой, словно счетчик был заколдованным. Например, за то время, пока я навещал Спайка и Николь, он умудрился насчитать столько, что мне лично было ясно: такого количества энергии хватило бы на освещение десятка пентхаузов.
Загадок было много, а вот объяснительных теорий на этот счет – негусто.
Может, все дело было в моей врожденной тупости?
И все же, преодолевая врожденную, а заодно и благоприобретенную в штурмовой пехоте тупость, с какого-то момента во мне поселилась уверенность, что корветтен-капитан, Лейла и показания счетчика как-то связаны. Но как?..
К счастью, наша ночь с Джонни выдалась неожиданно бурной.
Я так увлекся освоением новых акробатических номеров, что и думать забыл о своей мульке. Уверен, если бы не Джонни, я провел бы всю ночь в размышлениях. Или, что еще хуже, мучился бы кошмарами по мотивам Копей Даунинга.
А утром настал час моего торжества.
Лейла ускакала в свой Институт Здоровья. Джонни отправилась на пробы в «Три семерки». Я был предоставлен сам себе.
Ясное дело, я сразу напялил интроочки Спайка.
С диапазонами пришлось помудохаться. Я, конечно, не совсем уж ботаник. Просто умница Спайк перестроил очки под себя и забыл предупредить.
И тем не менее я все-таки сообразил, как включить нужный мне режим. И был вознагражден за это…
Счетчик сидел на силовом кабеле толщиной в три пальца. Кабель тянулся в комнату Лейлы.
В гостиную и комнату Джонни расползались непредставительные червячки.
Еще одна змейка средней толщины уходила к центральному кондиционеру и окошку видеосвязи.
Ежу было ясно, что самое интересное – в комнате Лейлы. В той самой, с шумопоглощением. Интересно, зачем ей шумопоглощение? На стеснительную Лейла никак не смахивала.
Я снял очки. В глазах омерзительно рябило. Но, как и всякий герой, я не желал потакать себе в своих недомоганиях.
Я бросился к дверям в комнату Лейлы, одержимый здоровым любопытством.