Контакт, или Несколько мыслей и диалогов, подслушанных долгим зимним вечером XXI века
Шрифт:
— Предположить можно что угодно, — отвечаю я, чувствуя, что с трудом подавляю азарт, столь полезный в дискуссиях нашей группы и столь опасный здесь, с моими щеглятами, которых несложно закидать эмоциями, которые сами привыкли забивать кого угодно эмоциональными аргументами, словно снежками. — Предполагай на здоровье! Но дело в том, как увязать предположения с фактами. Представь себе, что к фактам гораздо лучше подходит иная картина. Прометей — синтетический образ культурного героя, то есть человека, якобы научившего наших далеких предков пользоваться огнем. Так? Но для древних Прометей — концентрат реальных событий, типично религиозный образ очень длительного процесса овладения огнем. Ведь о каком времени мы говорим? Это эпоха, когда буквально каждое значимое явление или состояние вещества сопрягается с тем или иным богом. Это своеобразный язык, соответствующий религиозному уровню мышления и мировосприятия.
— Но откуда же взялась легенда о скале, к которой приковали Прометея? — спросила Алена. — Ты ведь сам когда-то читал нам, помнишь! Ведь простые люди не могли так с ним расправиться… А вдруг это и были его товарищи по космическому экипажу, разозленные его вмешательством в чужие дела?
— Простые люди не могли? — удивился я. — Еще как могли! Именно эта концовка — со скалой, цепью и орлом, клюющим прометееву печень, окончательно убеждает меня в земном происхождении мифа и самих путей овладения огнем. В мифе подчеркнута общая трагедия первопроходцев. Память сотен поколений выкристаллизовала образ вечного мученика Прометея, и он в некотором роде более чем реален. Огонь, как и операции по изготовлению орудий, осваивался веками. Каждый прием обращения с огнем или каким-либо орудием становился священным — это как бы стандартизация той эпохи, причем отступление от стандарта, от общепринятого ритуала заключало в себе опасность. Кто тогда мог однозначно свидетельствовать о пользе новшеств? Тем более, что любое новшество не лишено негативных сторон. Так вот наверняка и первые попытки искусственно получить огонь и многие последующие поиски новых способов его добычи и применения вели к массе осложнений. Надо полагать, вспыхивали крупные пожары, огнедобытчики и их окружение получали различные травмы… Вряд ли их экспериментирование приветствовалось всеми, вряд ли оно не вело к крупным внутриплеменным конфликтам, даже к прямому табу на новинки. Прометей стал духовным памятником тысячам безвестных изобретателей неолита и более древних эпох. За каждый новый прием обращения с огнем, за каждую новую деталь техносферы — деревянную, каменную или металлическую — приходилось платить жизнями добровольных нарушителей равновесия. Но что было бы с нами без этих нарушителей?
— Без них жизнь и воля остались бы без фокусов, — вспомнил Андрей любимую свою фразу, сочиненную лет в шесть при попытке написать маленький детектив.
— И это было бы смертельно скучно, — добавила Алена.
— Скучно, как Сигнал без живых инопланетян, — закончил я.
И все мы заулыбались. Но Андрея не проведешь.
— Пап, — говорит он, — а если серьезно, чего Они не прилетели? Ты же недавно рассказывал, что такие цивилизации добывают уйму энергии. Слетали бы сюда — и нам было бы полезно, и Им интересно…
— Не все так просто. Вы-то в общих чертах знаете, что транспортный Контакт крайне маловероятен. А почему, догадываетесь?
— Наверно, надо очень много энергии и времени, — не совсем уверенно говорит Алена.
— Очень много, — подтверждаю я. — Но поскольку мы решили свои личные энергетические проблемы, давайте куда-нибудь переберемся. Иначе я выпью ведро чаю…
ЦЕПОЧКА ВАРИАНТОВ
— Ну вот, а теперь ты отложишь разговор до завтра и сбежишь в свой кабинет, — со вздохом сказала Алена, когда мы расположились в ее комнате, запрограммированной на полумрак и хвойный лес.
— Нет, не сбегу. Если хотите, мы еще немного поболтаем.
— И папа докажет нам, что летать в гости к инопланетянам не стоит, торжественно объявил Андрей.
Пусть его, с такими шуточками. Но похоже, я завелся всерьез. Мне и самому не так-то просто освоить предварительный итог наших исследований, во мне нет-нет громко вскрикивает мальчишка, по уши натрескавшийся доброй старой фантастики с капитанами дальнего космического поиска, неизменно удачливыми капитанами и прочим в этом духе. Поэтому начинаю издалека:
— Сколько длилось путешествие Магеллана?
— Ровно три года без двух недель, — рапортует моя профессиональная отличница.
— Верно. А теперь разыграем такой мысленный эксперимент. Пусть Магеллан путешествует вокруг Юпитера. Вообразим на момент, что на этой планете есть условия для океанских плаваний. Сколько времени потратил
— Это просто, — тут же сообразил Андрей. — Радиус Юпитера в одиннадцать с чем-то раз больше земного. Выходит — примерно 33 года.
— Отлично! Но я еще помню, что в год отплытия Магеллану было почти сорок лет…
— Возраст расцвета, — мило улыбнулась мне Алена, всегда умеющая вставить в разговор не слишком закамуфлированный комплимент.
— Верно — расцвета. Но мог ли он рассчитывать на завершение экспедиции в эпоху, когда средняя продолжительность жизни была намного ниже 70 лет, не говоря уж о профессиональных моряках?..
— Кажется, я понял, — перебил меня Андрей. — Юпитерианский Магеллан должен был бы брать моряков с семьями, чтобы в Испанию возвратились хотя бы их дети. И это потребовало бы гораздо больших кораблей. Ну, и конечно, запас пищи…
— Так! И еще следовало бы учесть, что в Испании тоже сменились бы поколения. Но пока это все не так страшно. Но попробуем на тех же условиях разыграть путешествие вокруг Солнца. Отношение радиусов равно 109, и следовательно, получаем плавание длительностью в три с лишним века. За такое время эскадра солнечного Магеллана превратилась бы в особую ветвь пославшей ее цивилизации и, скорее всего, обрела бы даже собственные цели.
— Ты хочешь сказать, что возвращение через три века стало бы моделью Контакта? — спросила Алена.
— Да, и довольно непростого. Несколько столетий изолированного развития здорово затронули бы взаимопонимание. Вообразите себе, как были бы поражены потомки Магеллана, попав в Европу XIX века…
— Я сразу поняла, — кивнула мне Алена. — Ты хочешь сказать, что для экономии времени нужно двигаться с очень большими скоростями. Магелланова экспедиция плавала три года, но Гагарин облетел Землю за 108 минут. Поэтому в межзвездных путешествиях нужно развивать как можно большую скорость.
— Это факт, — перебил ее Андрей, — но все равно корабль не полетит быстрее светового луча. Кроме того, я слышал, что в пределах Солнечной системы практически невозможно двигаться даже с сантисветовыми скоростями из-за сравнительно плотной среды. Видимо, придется ограничиваться тысячными долями скорости света — этого хватает для отрыва даже с поверхности Солнца, но для бросков к ближайшим звездам потребуется уйма времени. Размер Солнечной системы что-то около парсека, то есть трех световых лет. Чтобы пройти ее на миллисветовом корабле, придется затратить тысячелетия. И еще папа имел в виду, что экипаж корабля, уходящего в космос на триста или на десять тысяч лет, должен получить комфортнейшие условия жизни, у космонавтов должны быть огромные возможности творчества, иначе полет окажется для них хуже всякой тюрьмы.
— В конце концов, для них придется строить небольшие планеты, всамделишно блуждающие, — мечтательно произнесла Аленка. — Не какие-то орбитальные города, а целые планетки-путешественницы.
— И все-таки, — снова вступил в сражение Андрей, — трудно поверить, что Они не изобрели каких-то средств сверхбыстрого перемещения. Ведь при полетах с почти световой скоростью можно сильно сэкономить время.
— Это так, — сказал я, — но забавно или нет — за всякую спешку приходится платить. Разумеется, неплохо создать гигантский лазер, способный развить подходящую реактивную тягу, но какой ценой? Чтобы поддерживать необходимую струю света, нужен реактор с предельно эффективным топливом. Старые идеи насчет фотонной ракеты с аннигиляционным реактором ведут к слишком большим проблемам. Чтобы слетать туда и обратно в стотонной капсуле, обеспечивая разгон до 99 % скорости света, нужно примерно 4 миллиона тонн горючего, из них половина — антивещества, которое, постепенно аннигилируя с обычным веществом, даст необходимую тягу. Это антивещество придется создавать буквально из чистой энергии — ведь в наших окрестностях нет его космических месторождений. Даже при нынешней нашей сверхмощной энергетике пришлось бы вкладывать в этот проект буквально все запасы на протяжении шести с лишним веков. Но это, быть может, и не самое страшное. Для такого корабля огромную опасность представляет межзвездная среда, ведь корабль будет вести себя как мишень в ускорителе для протонов — только таком ускорителе, где разгоняется именно мишень. Придется отводить миллионы мегаватт мощности из-за облучения частицами межзвездной среды. Но кроме того, надо решать еще проблему навигации относительно массивных тел. Когда-то фантасты мечтали о выжигании целого туннеля по курсу корабля. Но для ультрарелятивистской ракеты практически нет разницы между столкновением с целым астероидом или с совокупностью атомов, на которые только что успели расщепить астероид. Важно, что компоненты его массы никак не удается мгновенно убрать с пути.