Контора Игрек

Орлов Антон

Она дважды теряла сознание, а девочки пытались ее лечить, как учил их Стив, и сейчас ей стало немного получше, но руки по-прежнему отечные, опухшие, из ребра левой ладони до половины высунулось лезвие, втянуть его обратно никак не получается, и со зрением что-то неладно.

Вдобавок ощущение тяжести, как будто сам воздух на тебя давит – все-таки 2,5 g. Девочки страдали от этого сильнее, чем Тина. Они полулежали в креслах, кое-как пристроившись (машину заклинило в скальной развилке с порядочным креном), и старались лишний раз не двигаться.

По

всей кабине белели сгустки выполнившего свое назначение амортизирующего желе. Вроде бы оно должно быть еще и съедобным, но аппетита ни у кого не было.

Если Стив до сих пор не появился, на то есть причины. Тина знала о мертвых зонах. Девочек Стив пока не обучал телепортации – для этого нужен хороший самоконтроль, иначе получится как у Поля: тот во время тренировки очутился в соседнем доме, который сносили строительные роботы, и заработал неистребимый страх перед телепортацией. Но даже если бы кто-то из них это умел, из мертвой зоны таким способом не выберешься.

За маленькими иллюминаторами справа и слева – голый неровный камень, за лобовым стеклом – внутренняя поверхность сомкнутых стальных створок. Наружные видеокамеры все еще функционируют. На одном из уцелевших обзорных экранов можно разглядеть исхлестанную ураганными ветрами тускло-розовую равнину с торчащими из земли, как рыбьи плавники из воды, невысокими прилизанными скалами, на другом – проносящиеся в сумасшедшей спешке тучи, невзрачное солнце и по соседству с ним бледный кружок луны (это, наверное, Руза).

Корпус машины подрагивал под ударами ветра. Снаружи постоянно шуршало и свистело, вселяющие тревогу звуки проникали сквозь обшивку.

– Тина, мы долго здесь проживем? – спросила Лейла.

– Около пятидесяти часов.

– Это за счет энергозапаса? Должна быть еще аварийная солнечная батарея.

– Вдребезги. Но, я надеюсь, за двое суток Стив что-нибудь придумает.

Находясь в нормальном состоянии, Тина могла бы остановить дыхание и переключиться на замкнутый кислородный обмен – на два часа, а потом, после пятнадцатиминутного промежутка, еще раз, и еще… Дублирующая система обмена вышла из строя, как и все ее искусственные системы. Это сделал Лиргисо или кто-то другой? Тину мучил этот вопрос наряду с беспокойством по поводу развязки. Она прожила тридцать семь лет, и столько всего с ней было – на несколько жизней хватит, а Ивена с Лейлой совсем еще маленькие… Они вызывали в ней чувство, близкое к материнскому.

– Я когда-то об этом мечтала, – дрожащим голосом произнесла Лейла.

Ее обрамленное шлемом личико сморщилось, и непонятно было, готова она разрыдаться или пытается улыбнуться сквозь слезы.

– О чем?

– Чтобы умереть не в инвалидном кресле, а в какой-нибудь космической катастрофе, и чтобы я была сильная и здоровая и на мне скафандр…

– Подожди, у нас еще пятьдесят часов впереди, – напомнила Тина.

Края иллюминаторов заиндевели. Жаль, что там ничего интересного, сплошной

камень.

– А давайте истории рассказывать, – предложила Ивена.

– Какие? – отозвалась Лейла.

– Всякие… Про себя… Тогда легче будет ждать.

– Давайте, – поддержала Тина. – Рассказываем по кругу, кто первый?

Откуда на Рузе лес? Черные деревья в клубах тумана, раскидистые, лишенные листвы – как на Ниаре в средней полосе поздней осенью. Не хватает только пожухлой травы под ногами и щебета озябшей птичьей мелюзги. Может, агония уже началась и Саймон бредит? Но ведь он пока дышит, кислорода еще на двадцать минут.

А человек по-прежнему стоит на опушке. Один, вот что странно. Или это смертник, приговоренный своими же товарищами? Саймон слышал о том, что здешние геологоразведчики живут по собственным законам и, если кто, по их понятиям, совершит преступление, его не в полицию сдают, а оставляют одного на поверхности Рузы или другого какого спутника, с небольшим запасом кислорода и без антиграва.

Если это смертник, радоваться нечему. Разве что отнять у него последние остатки кислорода… Так ведь он небось не дурак и попытается сделать то же самое.

Саймон с бега перешел на шаг. Оружия у него нет – дразнить Маршала его отправили налегке, а то, что припрятал в кабине бота, некогда было вытаскивать. Тут человек слегка повернулся: на спине ранец антиграва – значит, не смертник. Саймон снова побежал.

Человек заметил его. Геологоразведчик в полной экипировке. А что это лежит на земле у его ног? Господи, целый штабель ярко-красных кислородных баллонов!

Голый осенний лес превратился в скопление ветвящихся черных кристаллов, блестящих, неподвижных. Никакой мистики.

– Привет! – задыхаясь, выпалил Клисс.

– Привет, – хрипло отозвался геологоразведчик.

Затемненный непрозрачный щиток, лица не рассмотришь. А скафандр из самых дорогих и супернадежных – не то что хлипкий костюмчик Саймона.

– Не знаешь, до ближайшего города далеко? А то у меня машина гробанулась. Если слышал взрыв, так это был я.

– Вроде далеко. Не знаю.

– Как тебя звать-то? – Саймон постарался изобразить дружелюбную улыбку.

– Томек.

– А меня…

– А тебя – Саймон Клисс, – опередил его Томек.

Клисс собирался назваться Альфредом Чегроу, ниарским репортером, и от неожиданности онемел. Томек тоже молчал, на его затемненном щитке играли розовые блики.

– Откуда ты меня знаешь?

– Кто же тебя не знает? Я еще в колледже учился, когда про тебя в новостях показывали. Дело «Перископа».

– Ты чего, простудился? – Хорошо бы перевести разговор на другую тему. – Вон как хрипишь…

– Динамик барахлит.

– А-а… Послушай, будь другом, одолжи баллончик. У меня кислород, считай, на нуле, видишь? – Саймон показал табло индикатора на манжете скафандра. – Потом как-нибудь сочтемся.