Конторщица-2
Шрифт:
Обернувшись, я узрела Клавдию Брониславовну, лично (ну, кто бы сомневался!).
— А что это ты делаешь здесь? — с подозрением поджала губы она, просканировав меня взглядом.
— Пол мою, — абсолютно честно ответила я. — И вам здравствуйте, Клавдия Брониславовна.
Соседка еще сильнее сжала губы, но больше на мой сарказм не отреагировала никак.
— Ты теперь по квартирам ходишь полы мыть? — язвительно уточнила она, и добавила, — впрочем, я всегда говорила Элеоноре Рудольфовне, что долго ты без ее протекции в депо не продержишься.
Я
— А у твоего мужа Валерия появилась женщина. Красивая и молодая, — воодушевленно сообщила мне Клавдия Брониславовна, внимательно отслеживая мою реакцию.
— Это вполне нормально, — я оттерла, наконец, большое пятно и опять опустила тряпку в ведро с водой. — Молодой мужчина, полный сил, долго без женщины ему тяжело.
— Но вы еще не развелись, — заявила Клавдия Брониславовна, чуть разочарованно.
— Через два дня разведемся, — успокоила ее я.
— А где Ольга? — перевела разговор соседка.
— Не знаю, — отмахнулась я.
— Но ты же убираешь ее комнату, — нахмурилась Клавдия Брониславовна, — значит, ключ ты у нее взяла.
— Нет. Ключ мне дала Римма Марковна, — ответила я, — от своей личной комнаты.
Клавдия Брониславовна не успела ничего ответить, так как в коридоре появился Валера Горшков.
Глава 25
— Ты чего сюда приперлась?! — ожег меня взглядом Горшков. Был он и выбрит скверновато и, что поразительно, — в несвежей сорочке.
— Так теперь она по квартирам полы моет, — опередила мой ответ Клавдия Брониславовна и гнусно захихикала.
— Зачем ты пришла? — повторил Горшков раздраженным голосом.
— Тебе же Клавдия Брониславовна ясно сказала, — подтвердила я (вполне доброжелательно, между прочим) и для убедительности продемонстрировала половую тряпку. — Полы вот мою. По квартирам.
Горшков издал какой-то невнятный звук, долженствующий, очевидно, символизировать изрядные сомнения и подозрительное недоверие.
— Вот видишь, Валерий, тянули вы ее, тянули всей семьей, а только ты Лидию бросил, так сразу и покатилась по наклонной, — продолжила развивать благодатную тему Клавдия Брониславовна, но Горшков не оценил и перебил невежливо, глядя на меня исподлобья:
— Убирайся отсюда!
— Фу, какой ты невоспитанный, Горшков, — ответила я с легким упреком, — непедагогично так выражаться вообще-то. Тем более в обществе. Узнают на работе — мигом уволят. Ты-то убираться, в смысле мыть полы, не умеешь, так что придется идти дворником. Хотя правильно двор подметать тоже мозги нужны.
— Это она вернуть тебя хочет, — предположила Клавдия Брониславовна, — но ничего у нее не выйдет. Надеюсь.
— Здесь Ольга живет, — не поддался на провокацию Горшков, игнорируя прогиб соседки.
— Так что, из-за этого полы мыть разве не надо? — хмыкнула я, — кстати, Ольга так загадила комнату, что за один день и не уберешься. Помочь не желаешь?
— Ну, знаешь! — прошипел Горшков, но, взглянув на Клавдию Брониславовну, тему развивать дальше не стал.
— Кстати, здесь живет Римма Марковна, — сообщила я слушателям, — и прописана здесь именно она. Но вы можете опротестовать. Тогда будет повод разобраться, как это вы ее документы подписать убедили и в Дворищенскую богадельню упекли. Многим интересно будет.
— Заткнись! — опять зашипел Горшков, увидев, как Клавдия Брониславовна аж подалась вперед от таких новостей.
— Что за шум, а драки нету? — внезапно из своей комнаты ясным солнышком показался Петров. Был он настолько заспан, что кожа на одной щеке своей гофрированностью напоминала морду мопса, а по разящему от него концентрированному перегару сразу становилось понятно, почему начало нашего мирного светского разговора он пропустил. Но самым примечательным элементом была майка: разорванная почти в клочья, она напоминала рыбацкую сеть после нереста бешеных барракуд.
— Ничего, — буркнул Горшков. — Иди куда шел.
— О! Лидка! — узнал меня Петров и разулыбался, с трудом вращая мутными глазами в красных полопавшихся прожилках. — Ты, что ль, к Горшку вернулась?
— Окстись, Федя! — замахала руками я. — Я еле от них вырвалась, только жить, понимаешь ли, начинаю, а ты такие ужасы фантазируешь!
— Полы она тут моет, — снисходительно проинформировала соседа Клавдия Брониславовна. — Уборщица!
— Давно пора, а то развели срач, понимаешь, — присвистнул Петров, опять обдав нас перегаром. — А ведь у нас закон простой, не убрался — так долой!
— Какой примитивизм, — приложила пальцы к вискам Клавдия Брониславовна, — какое вульгарное существование…
— Цени уборщицы почетный труд! — фальшиво пропел Петров, дурашливо блея на последних нотах.
— Согласна! — воскликнула я и взмахнула тряпкой так неуклюже, что та с плеском упала в ведро с водой, и брызги оттуда щедрым веером окатили Клавдию Брониславовну и Горшкова.
Клавдия Брониславовна взвизгнула, Горшков выматерился сквозь зубы, Петров радостно загоготал, а я пожала плечами, похлопала глазами и сказала «ой!».
Получилась вот такая мокрая точка в разговоре.
В общем, в этот раз расстались мы на позиционной ничьей: Клавдия Брониславовна поджала губы и затаила зло, а Горшков под шумок тихонько ретировался, одарив меня на прощанье многообещающим взглядом.
После уборки, я отправилась к Алевтине Никитичне. Невзирая на насыщенный и крайне бестолковый день, в ситуации разбираться было нужно.
Алевтина Никитична обитала в частном секторе. Ее небольшой деревянный домик прилепился почти на самом краю улицы, у оврага. Я толкнула крашенную синей масляной краской калитку и вошла. Во дворе, густо затянутом спорышом и одуванчиками, одиноко рос куст жасмина, под ним сосредоточенно копошились подросшие цыплята.