Контрольный поцелуй
Шрифт:
– Не можем же мы его съесть, – засомневалась я, – как-то неприятно жарить исторический экспонат! А что тогда делать с цыпленком?
– По-моему, – робко сказала Оля, – надо его похоронить с почестями, ей-богу, он это заслужил.
И мы, взяв маленькую лопатку, спустились во двор, где и погребли измученное тельце возле забора.
– Спи спокойно, бедный куренок, – сказал Кеша, – всегда не любил кур поедать, а теперь вообще не смогу. Может, табличку поставить: «Цыпа Сталинградский»?
Так у нас в доме появилось крылатое выражение, обозначавшее
Курица, приготовленная Маней, совершенно не походила на «Цыпу Сталинградскую». Я оторвала крылышко и, пережевывая ароматное сочное мясо, тихонько спросила:
– Повара тоже вызывала?
– Нет, – также шепотом ответила Маня, – это и правда сама.
– Расскажи, как готовила, – потребовала не услышавшая наш диалог Ольга.
– Ну просто. Взяла пачку соли, высыпала на сковородку, а сверху положила тушку.
– Пачку соли?! – изумились мы с Зайкой.
– Именно, – кивнула Маруся, – просто вытряхиваешь килограмм соли, а сверху шлепаешь курицу. Потом в горячую в духовку, и – крэбс, фэбс, пэкс – ужин готов.
– Где же ты взяла рецепт? – поинтересовалась Ольга.
– В Интернете, – ответила Маня, ухватывая пятое пирожное.
Мы переглянулись с невесткой.
– Да, Манюня, – заметила Зайка, – ты в жизни не пропадешь!
ГЛАВА 24
На следующий день я приехала в Крылатское – узнать, кто этот Котэ, проживающий на шестнадцатом этаже.
Лифт поднял меня ввысь, и я уперлась носом в стеклянные двери с четырьмя звонками. Интересно, в какой квартире находится нужный персонаж?
Я ткнула пальцем наугад. Створка распахнулась, и я вошла в длинный холл, заставленный велосипедами, коробками и старой мебелью. На лестничную клетку глядели четыре одинаковые, обитые черным дерматином двери. Одна распахнулась, и на пороге появилась личность, при виде которой я почти потеряла сознание.
В проеме, закрывая собой почти все свободное пространство, стоял звероподобный мужик явно «кавказской национальности». По причине теплой погоды он не надел ни майку, ни рубашку, и взору открылась поросшая черными волосами жирная грудная клетка. В зарослях виднелась татуировка – какие-то лица и надписи. Хозяин почесал огромной рукой плоскую, почти бритую голову, поскреб в двухдневной щетине и неожиданно вежливо осведомился:
– Вам кого, мамаша?
Я чуть не лопнула от злости. Видали сыночка! Да он меня всего лет на десять младше, не более. Обычно в таких случаях тут же ставлю нахалов на место. Но только не такого типа. Добродушный голос не может никого обмануть. У мужчины лицо дикого зверя – злое, напряженное и бесконечно опасное.
«Уноси, Дарья, ноги, пока цела», – шепнул мне внутренний голос, и первый раз в жизни я решила его послушать.
– Вы отец Алены Верещагиной? – спросила я и добавила: – Почему она пропускает занятия?
– Не знаю никакой Алены-шмалены, – сообщил верзила, с хрустом потягиваясь. – Ошиблась, дорогая. Тебе какую квартиру надо?
– Двести
– Не ту кнопку нажала, дорогая, их дверь направо.
Щелкнул замок, я же, помня о том, что в двери есть «глазок», пошла в противоположную сторону и позвонила в двести восемьдесят первую квартиру.
– Кто? – послышался женский голос.
– Из школы.
– Опять на уроках безобразничает? – гневно спросила молодая женщина и, не дожидаясь ответа, втянула меня в прихожую.
Только когда за моей спиной захлопнулась дверь, я почувствовала, что по спине катится пот, а колени мелко дрожат.
– Что на этот раз натворил? – вопросила женщина, вталкивая меня в комнату. – Вы уж извините, беспорядок у нас, все руки не доходят.
Беспорядок – это скромно сказано. Погром, потоп, буря – будет вернее. По небольшой гостиной словно Мамай прошел. На столе кипа неглаженого белья и утюг, там же пара чашек с засохшей кофейной гущей и объеденные куски пиццы. На полу разбросаны разнокалиберные домашние тапочки, по стульям и креслам валяются интимные предметы туалета – трусы, носки, лифчики и колготы. На диване подушка в довольно засаленной наволочке и старый плед. На одеяле – раскрытая книга и шкурки от бананов, во всю мощь орет телевизор.
Ну надо же, лежит себе посреди такого погрома, жует бананы, читает дамский роман и слушает новости.
– Так что он сегодня сотворил? – настаивала мамаша.
– Извините, наверное, неправильно представилась, я из школьного отдела муниципалитета. Вот ходим по домам, опрашиваем население, выявляем количество детей.
– Зачем?
– Хотим выяснить, надо ли новую школу строить или прежними обойдемся. Вы своей довольны?
– Моему безобразнику везде плохо, – отмахнулась женщина. – Как вас зовут?
– Дарья Ивановна, а вас?
– Изергиль Семеновна.
– Как? – не удержалась я. – Какое редкое имя!
– И не говорите, – вздохнула хозяйка, – мой отец – литературовед, кандидат наук. Всю жизнь изучал творчество Горького. Вот и назвал нас с братом по-дурацки: меня Изергиль, а его – Данко, в честь любимых литературных героев. Представляете, сколько с такими имечками натерпелись?
Я сочувственно вздохнула. Когда-то были у меня два брата студента в группе – Догнат и Перегнат. Сумасшедшие родители обозвали так ни в чем не повинных детей, чтобы увековечить лозунг Никиты Хрущева – «Догнать и перегнать Америку по производству молока и мяса».
Изергиль улыбнулась:
– Я вот сына нарекла Ваней. Просто с детства мечтала: выйду замуж, рожу ребенка и назову проще некуда. Так вы население опрашиваете?
Я кивнула.
Женщина засмеялась.
– Мой мальчишка – жуткий шалун, просто катастрофа. Чего только ему в голову не приходит! Нас уже из трех учебных заведений вытурили. Так что стройте скорее, в новую школу пойдем.
– У ваших соседей тоже дети есть? – спросила я. – Там такой страшный мужчина дверь открыл, я прямо испугалась.