Контрразведчик
Шрифт:
Жену Миронова Юрий Алексеевич увидел сразу. Она стояла несколько поодаль от толпы встречающих, и глаза ее с нетерпением смотрели на дверь вагона. Рядом с нею никого не было, и Леденев, вспомнив фотографию близнецов, решил, что они, видимо, не смогли прийти. Но это даже лучше.
Юрий Алексеевич увидел вдруг, как начальник поезда, ходивший нерешительно возле женщины, резко повернулся к ней и заговорил. Женщина кивнула, в глазах ее появился страх. Начальник поезда шагнул к двери вагона, Миронова пошла следом. Леденев вздохнул и поторопился
Когда в купе вошла Миронова, Леденев предложил ей сесть. Недоумевая, растерянно глядя то на Юрия Алексеевича, то на железнодорожника, со скорбной миной на лице стоявшего в дверях, она осторожно присела на краешек вагонной полки.
— Вы супруга Сергея Николаевича Миронова? — начал Леденев.
— Да… Где он?
— Видите ли, я ехал с ним вместе… В одном купе.
— Что случилось?
— Крепитесь, — сказал Леденев и скривился, почувствовав, как неестественно, по-книжному прозвучало это слово. — Крепитесь, — снова повторил он и вдруг разом, словно прыгая в холодную воду, сказал:
— Сергей Николаевич погиб…
Кто прячется в катакомбах?
«Денек выдался! — подумал Леденев. — Однако пора спать!..» Он знал, что долго не сможет уснуть, но считал необходимым с первого дня подчиниться режиму, иначе не стоило сюда ехать. В назначенное время он разобрал постель, хотел закурить на сон грядущий, раздумал, спрятал пачку сигарет в ящик тумбочки, с интересом глянул на пустовавшее место. Соседа своего — сказали, что он военный врач, — Леденев еще не видел. Юрий Алексеевич щелкнул выключателем настольной лампы и вытянулся под простыней, чувствуя, как все сильнее болит голова, утомленная размышлениями о смерти Миронова. Леденев понимал, что лишь сон снимет нервное напряжение, в котором пребывают его душа и тело.
Окно, выходившее к морю, было открыто, легкий ветерок изредка залетал в комнату, и тогда Леденеву казалось, что он лежит сейчас в рыбацкой избушке среди скал одной из многочисленных губ — заливов, изрезавших побережье, куда он часто приезжал порыбачить в свободные дни. Летом суровое северное море пахло так же, как это, южное, лежащее ближе к экватору на двадцать пять градусов.
Леденев вздохнул, поморщился, опять и опять вспоминая лицо женщины, которой он сообщил трагическую весть.
«И это называется: человек поехал на курорт поправить нервную систему, — подумал Юрий Алексеевич. — Превосходная складывается ситуация».
Сон не приходил. По-прежнему проникали через окно запахи моря, и Леденев поднялся, не зажигая света, закурил.
«Отпуск пропал, — окончательно решил он, затягиваясь дымом. — Где-то здесь Иван Сергеевич служит, Нефедов. Говорили, что именно в Понтийск его направили начальником горотдела. Завтра и поищу».
Иногда Леденев задумывался над смыслом работы, которой он посвятил жизнь, но никогда не рассуждал о ней.
Да и остальные сослуживцы Леденева делали свое незаметное для широкого
Эти люди постоянно сознавали величайшую ответственность, взятую ими на себя, и доверие, которым облекли их народ и партия, и не могли быть равнодушными ни к одной ненормальности нашего бытия.
И Леденев, еще не зная, что он конкретного предпримет в связи со смертью Миронова, понимал, что не сможет просто отмахнуться от свершившихся событий и завтра непременно заглянет к бывшему начальнику уголовного розыска Поморска подполковнику Нефедову.
Ему вдруг вспомнилось дело о таинственном исчезновении художника Воронцова, которое в уголовном розыске окрестили с легкой руки Юрия Алексеевича «Голубой Пикассо». Леденев был тогда капитаном милиции, и Нефедов, переведенный недавно к ним из Саратова, назначил его старшим группы расследования.
Перед мысленным взглядом Юрия Алексеевича поплыли стены квартиры-мастерской Воронцова, увешанные картинами, потом картины слились в один многоцветный фон, и вяло пробилась последняя мысль о том, что дверь он, кажется, не закрыл, соседу стучать не придется…
Утром Юрий Алексеевич проснулся поздно и сразу обратил внимание, что сосед дома не ночевал.
На второй день пребывания в санатории полагалось пройти врачебный осмотр, получить назначение на процедуры, заполнить всевозможные карты и анкеты. Словом, до самого обеда Леденев был занят по горло, а когда вернулся из столовой в палату, на соседней койке лежал плотный мужчина средних лет с короткой шотландской бородкой и серебристым ежиком волос на голове. Одет он был в голубую распашонку и белые репсовые брюки. Коричневые сандалии-плетенки стояли на полу у койки.
— А, соседушка! — гулким голосом заговорил он. — В милицию обо мне не заявляли?
— Если хотите, могу и заявить. Не знаю только, кого разыскивать.
— Извините, не представился. Полковник медицинской службы Ковтун, Иван Никитич.
Леденев назвал себя.
— Только что приехал, Юрий Алексеевич? А я уже третий день и только одну ночь. Сегодня ночевал в соседнем селе у фронтового дружка, крестника своего: операцию ему в Понтийске во время войны делал. Он тут директором совхоза работает в Бакшеевке. Вы ночью не храпите?
— Кажется нет. Жена не жаловалась.
— Это хорошо. Я храпунов не выношу. Из-за них и в санатории почти не езжу. В городе уже были?
— Ехал через него на автобусе вчера, вот и все…
— Если не возражаете, буду вашим гидом: Понтийск знаю хорошо, еще до войны здесь бывал. Сердце, нервы?
— Всего понемногу.
Леденева уже начинал раздражать слишком разговорчивый и, на его взгляд, бесцеремонный сосед, и вдруг тот, будто почувствовав это, сказал: