Контрудар из будущего
Шрифт:
— А вы случайно не спятили? — сухо осведомилась Катрин.
Александр Александрович невесело улыбнулся:
— Знаете, Катя, вы далеко не первая, кто задает мне этот вопрос. Поверьте, последние три года наш отдел работает над сомнительным и действительно трудновыполнимым проектом. На данный момент финансирование практически остановлено. Собственно, проект как таковой никогда и не получал денег. Мы здесь дураки, Екатерина Григорьевна, вполне могу с вам согласиться. И все же, если остается хоть один шанс, мы попробуем.
— Знамя вам в руки, — Катрин пожала плечами, — я-то здесь при чем?
— Ни при
Девушка помолчала и неохотно ответила:
— Насчет Родины — черт его знает. Ничего у меня здесь не осталось, Александр Александрович. Разве что — могилы. Извините, наверное, вы меня с кем-то спутали. Я плохая патриотка.
— Собственно, Родина это и есть могилы предков. Но я не собираюсь вас уговаривать. На фотографии вы не выглядели такой красивой. Наверное, мы действительно обратились не по адресу.
У Катрин дернулись губы.
— При чем здесь красота? Раз уж начали, извольте договорить до конца. Или дальнейшее потребует подписки о неразглашении на семи листах и статуса «невыездной» на ближайшие двадцать пять лет?
— Помилуйте, Катя, какие секреты?! Информация, конечно, служебная, но вам даже «Московский комсомолец» не поверит. А Запад такими проблемами в принципе не интересуется.
— Что-то вы меня пугаете. До посадки осталось пять минут.
Александр Александрович вздохнул.
— Как бы сформулировать покороче… Катя, вам дата 22 июня 1941 года о чем-нибудь говорит?
— Война началась. Великая Отечественная, — автоматически ответила Катрин и побледнела под своим нездешним желтым загаром: — Да вы с ума сошли!
— Вы это уже говорили, — вежливо кивнул Александр Александрович. — Нам нужен связной. Срочно нужен. У нас произошел сбой. Да вы не волнуйтесь, всего два дня, и вы будете действовать достаточно далеко от места сражений. Не тыл, конечно, но и непосредственный риск невысок.
— У вас в ГРУ медкомиссию проходят? У вас, Александр Александрович, как с головой? Война давно кончилась. Зачем туда лезть? Я что, совсем на идиотку похожа? Или вы, как мальчишки, все в войнушку играете?
— Вы, Екатерина Григорьевна, на идиотку не похожи. Но и нас за психов не держите. Шанс есть, и мы его используем. Пусть и без вас. Идите, ваш рейс уже на посадку высветили.
Катрин встала, подхватила рюкзак.
— Ну, не знаю… Успеха вам нужно пожелать, наверное. Совсем вы отмороженные, уж простите за прямоту. Вы действительно на мое согласие рассчитывали? Да какие же у меня причины лезть в ту древнюю бойню?
— Никаких, — сухо согласился мужчина, глядя снизу вверх. Глаза у него были красные, должно быть, с недосыпу. — У вас нет ни малейших причин встревать. Четверть миллиона мы вам обещать не можем. Честно говоря, даже месячный оклад сержанта-контрактника и «боевые» на два Дня нам выделили с трудом. В валюте сумму называть не буду — смешно. Нет у вас причин даже говорить с нами. Разве что ваш прадедушка — Григорий Павлович, погибший в сентябре сорок первого под Харьковом. Из вашей семьи погибли четверо, Екатерина Григорьевна. Но это Действительно очень старая история. Счастливого пути.
Катрин секунду постояла, поморщилась.
— Вы мне билет компенсируете?
— На экономкласс добро дали, — без улыбки кивнул Александр
— Рассказывайте, — девушка в сердцах шмякнула рюкзачок на стул.
Рассказывал капитан ГРУ в машине. Водил он свою старенькую «девятку» уверенно, но без всякой тени лихачества.
— …Ленин, Сталин, культ личности, голод и коллективизация — это не по нашему профилю, Катя. Мы люди военные. Наибольшие потери страна понесла когда? Правильно, во время войны. 7, 20, 27 или 35 миллионов? Разные методики, разные цели подсчетов, разные политики калькулировали. Не наше дело считать. Дети, женщины, блокада Ленинграда, угнанные, пленные. Должна была гибнуть армия. Мы должны были гибнуть, Катя. Мы — люди в петлицах и погонах. Произошедшее не исправишь. У нас, здесь, не исправишь. Вы знаете, что такое «эффект кальки»? Исправленное прошлое ложится в другую плоскость. Никаких парадоксов прошлого не существует. Меняется другой мир. Туда можно заглянуть в гости, полюбоваться на результаты коррекции, но тот мир так и останется другой реальностью.
— Иначе говоря, мой прадед остаться в живых не может? — спросила Катрин, разглядывая замершие в длинной пробке машины.
— Вероятность этого ничтожна. Исправленная реальность и наша, — Александр Александрович кивнул на «Камаз»-«миксер», чадящий прямо в боковое стекло «девятки», — частенько накладываются друг на друга. Но масштабы и результаты этих пересечений настолько мизерны, что не стоит рассматривать их всерьез. С другой стороны, если мы можем помочь «той» России, разве стоит от этого отказываться? Когда-нибудь позитивные результаты докатятся и до нас.
— А негативные результаты? Разве не может стать хуже?
— Неужели? Катя, мы здесь на пороге демографической катастрофы. Границы — сплошная дыра. «Освобожденные» народы лают на нас и плюются со всех сторон. Олигархи и прапорщики воруют с одинаковым воодушевлением. Народ пьет и колется. Ну, водочка — это у нас давненько. Но если вместе с героином и телевидением, сколько мы еще протянем? Так ли уж велик риск изменений к худшему на «кальке»?
— Получается? Там? — скептически спросила Катрин.
Александр Александрович неопределенно качнул головой:
— Не все, Екатерина Григорьевна, далеко не все. Но по крайней мере там Севастополь остается базой единого флота, а на Рижском взморье можно отдохнуть без загранпаспортов. Мелочь, а приятно. С другой стороны, Курильские острова давно у японцев.
Катрин хмыкнула:
— А что, кроме вас, никто ничего подправлять не пытается?
— А им «калька» зачем? У них хватает возможностей подправлять жизнь напрямую. Не видят смысла в дублях. Немцы попытались, у них, как и у нас, комплекс прошлого силен. Просчитали от тридцатого года. Вывели наверх вместо Адольфа камрада Рема. [2] Получилось еще хуже. Решили деньги в дальнейшем экономить и рейхстаг отремонтировать.
2
Рем Эрнст (1887–1934) — имперский министр в Германии, начальник штаба штурмовых отрядов. Стремился превратить их в костяк армии, подчинить себе генералитет. Расстрелян с санкции Гитлера.