Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
— Знаю, подкинете вы мне: «А наши космонавты, а наши ученые физики, а наши шахтеры, а наши доярки, а наши комбайнеры, а наши ракетчики…» Я добавлю: и наши пекаря. Проедьтесь по Днепру до самого Херсона, покушайте там ихние пшеничные булки или же попробуйте в Москве бородинского хлеба, в Умани булку, в Дрогобыче паляницу. В Кишиневе не были? Там не франзоли, сама роскошь! А взять пыну! Это так по-ихнему прозывается хлеб. Так вот о наших киевских пекарях, до которых и мы с вами имели когда-то касательство…
— Чуточку ты, товарищ Тертый Калач, того… — перебил гостя Нестор Минович. — Взять киевский кирпич ржаного хлеба…
— Ничего, подходящая
— А батон за тринадцать копеек…
— Мировой батон, — согласился Назар. — Люксусовый! Слыхал я, за «Киевский» торт дали кондитеру орден. Я считаю — за хлеб надо давать ордена. И Золотые Звездочки. Только за настоящий. Вот моя резолюция, Нестор Минович!
Тут Евдокия Федоровна, загадочно улыбаясь, подняла свою тонкую, чуть покрытую морщинами руку:
— Можно мне?
— А почему бы и нет, — ответил ей муж. — Переходим на прием.
— Так вот, — начала она. — Вы, мастера древнейшей профессии, лучше меня разбираетесь в этом деле. Хотя и мне оно не чужое. Сами знаете… Обзаводишься цветами на балконе, не забудь, что придется их поливать. Коммунальные прачечные облегчили наш труд, но переглаживать белье и ставить новые пуговицы взамен раздавленных машиной приходится сплошь да рядом. Наш мелиоратор дает консультацию на Замбези утром, а вечером он уже ужинает у себя дома, на Днепре… Но прихваченные им там вирусы тропической малярии, которые раньше добирались до нас за месяц, нынче могут пожаловать за пять часов. Значит, кое-кому и об этом надо подумать. Помнить о второй сути вопроса. Значит — как помнят о ней в Херсоне, Москве, Дрогобыче, Кишиневе. Потому что машины в пекарнях — это только одна суть, а вторая — это старательные руки и светлая голова.
Книга бытия
Резко переменив тему, Назар Турчан заговорил о другом. Не раз и не два прокатился он на славном метро. «Блеск с кандибобером», — как говорил Костя-бородач. Не думал Назар тогда, когда шастал по слободке, что его родной хлопец Витька «отчубучит» такую красу. И воевал он в танкистах отлично, хотя и не обсохло еще молоко на губах. И в шахтах метро показал себя казаком первый сорт. Сиганул сын и внук пекаря. Спасибо нашей власти. Вот только Славка — внук пекаря и сын прораба — задал ему звону. С девятого класса встрял в шебутиловку… Отпустил патлы до плеч. А штаны? Не то чехлы на ногах, не то футляры, не то просто подштанники. Это бы все пустяки, говорят — мода. А вот другое было не пустяки. Втерся внучек в шаткую компанию. Заделался чмуриком. Не раз его батько хватался за танкистский ремень. А он, Назар, не давал.
— И правильно поступал. Ремень — это последнее дело, — вставила свое слово хозяйка дома.
— Зараз, — продолжал Назар Гнатович, — мой внук уже не тот. Осилил хворобу. Помогли люди, как когда-то помогли мне. Молодчага Славка! Теперь учится хватко, стрижется под полубокс, отпрянул навечно, сдается, от тех проклятых чмуриков. Одно слово, стал человеком. Стал настоящим Турчаном. Натуральный казак от дедов и прадедов. Пошел по стопам батьки. Изо всех сил пнется в инженера. А до чего было докатился! Засыпался — сорвал трубку автомата-телефона. И еще расписался: «Фантомас».
— То-то и оно… — поглаживая глубокий шрам на подбородке, ответил хозяин дома. — Бывает, облазишь подряд пять-шесть автоматов, а не позвонишь. Даже когда уже обзаведешься нужными монетами. А все через тех фантомасов… У иного лихость прет через край, как та опара, а другому,
— Надо добавить про люминацию… Известно — милиция это одно дело, та этого не допускает. А тут какие-то любители. Они застукали фантомаса. Славка наш горячий, и на его счастье ребята попались не стылые. Получилась свалка с продолжением, как многосерийный телефильм. В горячке по взаимному обороту и понатыкали моему внуку не только фар, но и подфарников. Более месяца не гасла на нем та люминация…
Потом гость сообщил, что и на язычок его внук шустроват. Мальцом еще играл он с соседскими ребятами. Мостили они из щебенки «шоссе». Бабка той ребятни шумит с крыльца: «Вы же онуки профессора, а возитесь в грязи…». Тут-то Славка и врезал: «А я внук пекаря, мне можно!»
Застыдилась та «профессорша», махнула рукой… Он, Назар, может сказать прямо: припек, как это видно всем, в его династии не шибко выдающий. Две внучки и всего один внук. Зато с огоньком… А то еще вздумал тот шибеник куплять — и кого? Собственного деда! Не дальше как вчера заглянул он, Назар, к своим. Это на Русановском массиве. Аккурат та «халабуда», что на ее девятом этаже живет сын, стоит на памятных песках бывшего Полигона. Кому-кому, а Нестору Миновичу тот чертовый Полигон кое-что напоминает. Может, до сего дня торчит в печенках.
Только выскочил из того хитромудрого лифта, входит в тесную переднюю, а Славка тут как тут. Говорит: «Дид Назар, все-таки я мечтаю пойти на физика, а потом по вашим стопам. Сунусь до пекарни…» А он, Назар, ему: «Что ж? Дорогой мой онучек, занятие строителя метро очень необходимая и очень почетная штука, а нет древнее нашей турчанской профессии. Как отчислил господь бог прародителей человечества, значит, Адама с Евой из рая, снял их с котлового и прочего довольствия и запер перед самым ихним носом наглухо закрытый для посторонних распред, они и ухватились за личную выпечку. Бо иначе пришлась бы им шпулька. Известно: рыба — это вода, ягода — трава, а хлеб — всему голова. Не будет хлеба, не будет и обеда…»
После этого высказывания дед вдруг засмутился: а при чем тут физика? Видит он — тот шебуршливый фантомас ехидно так посмеивается и говорит: «Только вот что, дид Назар, в той пекарне, что не дает мне спать, стоит особая печка. Наглухо запечатанная — реак-тор…»
Деду Назару послышалось черт знает что. Он и вспомнил ту ночь на Жилянской и того патлатого редактора, из-за которого ему перепало от пана чотаря. Реактор-редахтор…
А Славка с хитроватой улыбочкой свое: «И пекут, дид Назар, в той бисовой духовке не буханки московского хлеба, не украинские паляницы, а ядерные кренделя и атомные рогалики… А все одно — пекарня!»
— Ну, что вы скажете, Нестор Минович, на того халамидника? Встали бы мои старики. Встала бы моя мамаша, бедолага — вековечная куховарка и прачка у булочницы пани Ядвиги на Предмостной слободке… Ну, засиделся я у вас, Евдокия Федоровна, — стал энергично прощаться гость с Ворсклы. — Еще у меня встреча. Давно обещал школьникам-следопытам Куреневки провести их с Дарницы на Вигуровщину. По дорожке, которой шла кавалерия Примака в тыл Центральной раде…
— А я эту школу знаю, — откликнулась хозяйка дома, наливая мужу второй стакан чая. — Отличный коллектив. Отличные питомцы. Не раз смотрела я на них и думала — скольких Курчатовых и Тычин, скольких Гагариных и Рыльских, скольких Амосовых и Маяковских вырастят наши школы. Ведь школа должна не только учить, но и растить…