Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
— Для хороших людей мне его не жаль. Всадники перешли на шаг.
— А ты, видно, парень, из станицы Саламат — на голову дуроват, — послышалась грубая шутка одного из станичников.
— Да, я, стало быть, из станицы Салатами, плешь вашей маме!
Со стороны шкуровцев донесся смех. Смеялись они громко, во всю мощь здоровых легких. Казаки пытались продолжать начатую словесную перестрелку, но Булат их опередил:
— А чего вы, белореченцы, так шибко гвозди в седло забиваете и куда передом передуете?
— Идем разъездом на Рагузы,
— Валяй, валяй, пока не потянул тебя в штаб полка, — сердито отозвался Булат. — Мы не бабы, чтоб плюхать языком. Не зря присягали его высокопревосходительству беречь военную тайну.
— Ну оставайтесь! Желаем ни дна ни покрышки. Увидите ваших, передайте поклон от наших, — ответил басом белореченец и добавил, обращаясь к одному из своих: — Ступай, Белкин, вперед, будешь за головного дозорного.
— Есть за головного дозорного, господин урядник, — ответил сиплый молодой голосок.
Казачий разъезд, прекратив перебранку, продолжал свой путь.
За греблей гомон не умолкал. Пьяные голоса затянули разудалую песнь:
За Уралом за рекой Казаки гуляют, Эй, пей, пей, гуляй, Славные ребята, — Казаки не простаки — Все живут богато…Еще немного, и едва различимые в ночном мраке силуэты белореченцев, помаячив на бугре, скрылись в низине. Священник, ни живой ни мертвый, отбивая частую дробь зубами, зашептал, обращаясь к Боровому:
— Куда же вы теперь, рабы божий, денетесь? Нет вам ходу ни вперед, ни назад.
— Рано ты нас пихаешь в царство небесное, — раздался голос комиссарова ординарца.
— Свят, свят, свят, — начал креститься священник. — Положитесь на слугу божьего, он вас выведет из этого ада. Чего таить правду. Кое-кто из нашего брата грядет в царство Христово по колени в крови, а я, слава всевышнему, не из тех…
Группа всадников, во главе с Боровым, сопровождаемая священником, тронулась с места. Чуя опасность, зафыркали кони. Густой мрак, угрожая неожиданностями, вместе с тем как бы служил щитом для всадников, попавших во вражеский стан.
Прихрамывая, чуть отстала лошадь Булата. Он ласково подбадривал ее:
— Ну, подтянись, Рыженький, подтянись, дружок! Не очень-то сладок белоказачий овес.
Боровой, поравнявшись с Алексеем и указывая на проводника, продекламировал вполголоса:
— «В белом венчике из роз — впереди Исус Христос…» Не помнишь, откуда это, Леша?
— Оттуда, где говорится: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…»
10
В то время, когда группа Борового столь неожиданно попала в логово деникинцев, Ракита-Ракитянский и Дындик, усталые от дневной суеты, несмотря на поздний час,
Начальник связи дивизии сообщил по телефону, что вот-вот поступит в эскадрон срочный пакет для отправки в Рагузы.
Хотя на фронте дивизии давно уже установилось затишье, такой нагрузки, как нынче, давно уже не знал штабной эскадрон.
Ракита-Ракитянский свертывал толстую козью ножку и недружелюбно косился на трубку замолчавшего «фонопора», словно ожидал от него очередной неприятности.
— Ну, скажите на милость, Петр Мефодьевич, — брюзжал он. — Вот вы, мой политком, э… сами видите — все люди в разгоне. Где я им возьму посыльных! Личных коноводов, и моего и вашего, и то пришлось, э… гнать с бумагами, такая нынче сумасшедшая гонка. Твердохлеба и Иткинса по вашему предложению послал в первую бригаду сверх наряда. Остались лишь Кашкин да Чмель… И те абсолютно без сил, наездились…
— Чмеля и Кашкина не трогать, — Дындик положил свои тяжелые руки на стол и ткнулся в них подбородком. — Они беспартийные. То, что я спрашиваю с коммунистов, я не могу требовать от них. И еще скажу тебе, командир, — натянуто улыбнулся политком эскадрона. — Возле Чмеля ходи с оглядкой. Он с виду спокойный мужик и будто забыл про обиду, а старые подошвы от калош возит в переметных сумах.
— Не пойму, — удивился бывший гусар, — что за подошвы?
— Слыхал я, он их таскает третий год. Собирался тебя отхлестать ими. Даже спрашивал Сливу, каков теперь закон. Что положено рядовому, ежели побьет командира… Как услыхал слово «расстрел» — пригорюнился. Так что тебе мой добрый совет: держись покрепче за командирское звание. Иначе тебе несдобровать.
Ракита-Ракитянский побледнел.
— Я надеюсь на вас, Петр Мефодьевич.
— Пока ты командуешь по-правильному, надейся. А возьмешь фальшивый аккорд, пеняй на себя. Пожалуй, одними подошвами Чмеля не отделаешься.
— Ну ладно, это все дела личные, — ответил Ракитянский, — а кто же повезет пакет в Рагузы, Петр Мефодьевич? Не иначе как архангел Михаил, — пытался он шутить. — Поймите, если он мне не поможет, меня, э… обвинят в саботаже.
Дындик порывисто встал на ноги и, опираясь обеими руками о столешницу, твердо сказал:
— Не дрейфь, товарищ командир, никто ни в чем тебя винить не собирается. Пока ты честно нам служишь, я, политком, тебе защита во всем. А пакет повезу я!
— Вы? — изумился Ракитянский.
— Сказал, я — и все, — Дындик, звеня шпорами, начал прохаживаться по канцелярии, стряхивая с себя сон и тяжелую усталость.
— Но вы ведь комиссар отдельного эскадрона, это равняется командиру неотдельного дивизиона. По-старому — вы, э… штаб-офицер, и вдруг развозчик пакетов.
— Командир, — отрезал строго Дындик, — брось эту свою гнилую премудрость. Я, браток, и не такое делал для господ. А для своего кровного дела я готов на все. Раз надо и некому — повезу пакет я, понял? Давай карту, показывай, как добираться до тех Рагуз.