Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
— Вот что, товарищ Булат. Пойди к начальнику особого отдела армии товарищу Смолису. Это безупречный, честный товарищ. Настоящий чекист. Услышишь, что скажет он о событиях в Ракитном. Да, — крикнула вдогонку Коваль, — в случае чего можешь сказать, что я подписываюсь под каждым твоим словом.
У самого порога его остановил голос Марии:
— После Смолиса — сюда…
47
Особый отдел помещался в отдельном домике недалеко от штаба армии. Смолис оказался у себя в
Под пристальным взглядом начособотдела Алексей коротко доложил обо всем, что волновало его. Такими строгими показались ему и обстановка и сам Смолис, что при всем желании здесь нельзя было распространяться. Он так и не сказал, что пришел в особый отдел от и. о. начпоарма, решив прибегнуть к этому лишь в крайнем случае.
Смолис прочел протокол партсобрания Донецкого полка, опись ценностей, взятых у деникинского полковника в слободе Мантуровской, подписанный Дындиком и Чмелем акт о сдаче в Щербиновский финотдел золота циммермановского мастера, докладные записки Ромашки и Дындика об обстоятельствах смерти помещицы Ракиты-Ракитянской.
Смолис поднялся со своего места, подошел к крайне взволнованному Алексею и, устремив на него свой суровый взгляд, положил ему руку на плечо.
— Товарищ Булат! — начал он, произнося русские слова с латышским акцентом. — Нам известно многое. Особый отдел видит и врагов советской власти, знает и ее друзей. Если б нам не помогали Булаты, нам было бы трудно бороться с такими, как Парусова. Много нитей ведет к ней и вдруг обрываются. Нам известно, что марковцев о вашей атаке предупредила какая-то косая барынька. Пришла она к ним из слободы Алексеевской…
— Значит, это дело под Яругой… — в изумлении воскликнул Алексей, и тут же перед его глазами предстал образ тощей классной дамы в красной косынке. Волнуясь, он рассказал о своей мелитопольской встрече.
— Вот как! — воскликнул Смолис и забегал по кабинету. Почесывая рыжий затылок, отчеканил: — Вот это здорово, товарищ Булат. Вы меня прямо спасли. Примаков не успел еще получить приказ о выступлении против офицерского десанта, высадившегося в Хорлах, а белые уже приготовились к отражению атаки червонных казаков. А как и почему, пока раскрыть нам не удалось. После вашего сообщения вижу — это один клубок. Остается только выяснить, какова роль ее мужа. Мне кажется, что он далек от ее плутней. Идите, товарищ Булат, — закончил Смолис, крепко пожимая руку посетителя. И добавил, усмехнувшись: — Идите с богом… как говорили при старом режиме…
Булат, окрыленный поддержкой старших товарищей, торопился. Выискивая глазами, где бы сподручнее пробраться через толпу, вдруг увидел Парусову в сопровождении какого-то военного. Булат заторопился.
Коваль ожидала его.
— Ну как? — спросила она.
— Все в порядке!
— Вот и хорошо, значит, все к лучшему. Поедешь в бригаду. А Парусова и Медуна…
— Слушай, не может быть такого…
— Чего?
— Не то важно, что я возвращаюсь к своей прежней работе. Важно расчистить обстановку… Я только что встретил здесь…
— Кого ты встретил? Что ты
— Парусову. А с ней военный. Очень красивый мужчина. С ярким бантиком на груди.
— Говоришь — с ярким бантом… Это Истомин, помнаштарма.
— Ее друг! Она сама этим хвалилась. А не может он испортить все дело?
— Будь спокоен. Истомину дано право передвигать полки, дивизии, только не отдельных людей. Но тем не менее пойдем к члену Реввоенсовета… А теперь вот что…
Коваль позвонила.
— Ко мне технического секретаря агитпропа, — приказала она появившейся в дверях девушке.
«В свой полк, какая радость!» — подумал Алексей. Свой, родной, близкий каждой частицей боевой полк. Захотелось немедленно, сию же минуту снова увидеть родного Дындика, Твердохлеба, Епифана, Сливу и даже флегматичного, ворчливого Чмеля.
Вспомнив о предстоящем посещении члена Реввоенсовета, Алексей почувствовал какое-то необъяснимое волнение, как тогда, в школе, перед первыми лекциями. Булат знал, что член Реввоенсовета армии — это крупный партийный работник с большим дореволюционным стажем подпольной борьбы. И вот сейчас, быть может, один из тех, кто работал рука об руку с Владимиром Ильичей, будет беседовать с ним, молодым, да еще попавшим в опалу партийцем. Для него, Алексея, имя каждого старого большевика овеяно ореолом чистоты и безупречной святости.
В кабинет вошла в солдатской гимнастерке, перетянутой широким ремнем, в защитной узенькой юбке, в больших походных сапогах молодая стройная женщина с коротко подстриженными, как у Марии Коваль, волосами. Из-под высокого белого лба на Булата смотрели печальные серые глаза.
— Вы разве не знаете друг друга? — лукаво усмехнулась Коваль.
Хотя лицо Марии и озарилось приветливой улыбкой, но Алексей успел заметить, как нервно вздрогнули ее брови.
Булат встал. Протянул руку:
— Здравствуйте, Виктория. Насилу вас узнал.
— Что, постарела? — спросила сестра Ромашки и тонкой рукой взбила себе волосы. — И я вас не сразу узнала, товарищ Булат.
— Это не мудрено, — чуть смущаясь, ответил Алексей. — Измотал меня сыпняк. А вы, Виктория, должен сказать откровенно, изменились к лучшему. В слободе Алексеевской вы меня потрясли…
— Не будем вспоминать того. Я чуть было не… Может, встреча с Юрой и с вами спасла мне жизнь.
— А косы? Где ваши косы? Я их помню еще по Киеву. Не отстаете от начальницы? — Алексей посмотрел с усмешкой на Коваль.
— Нет. Я тоже болела тифом. И я и моя крошка. Едва спаслись, спасибо Марусе. — Виктория с блестящими от набежавших слез глазами посмотрела на свою начальницу.
— Ну ладно, ладно, Вика, успокойся… Знала бы — не звала б. Я думала, что товарищ Булат передаст тебе живой привет от брата. Ты обрадуешься.
— Как там Юра? — спросила Виктория, достав из нагрудного кармана карандаш и в волнении царапая им ладонь.
— Чувствует себя отлично. Вступил в партию.
— А мы Викторию давно уже приняли в сочувствующие. Скоро будем переводить в кандидаты.