Контурные карты для взрослых (сборник)
Шрифт:
Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.
— А почему город так называется? Это чтото значит на местном языке?
— Не на местном, на португальском. Cheguei e choram, что значит «я пришел, и они заплакали».
— Откуда ты знаешь?
— В школе проходили.
— Довольно странное название.
— Просто, когда первые
— И заплакали?
— Наверное. Кто же хочет стать рабом.
— Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.
— Это потом. Сначала, как и в соседней ГвинееБисау, португальцы.
Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.
— Зачем тебе эта палка, Эсса?
— Мы пойдем ловить рыбу.
— Палкой?
— Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.
— Нам что, ужинать нечем?
Эсса улыбнулся:
— Вы же сами сказали.
— Я могу купить рыбу у торговок.
— Но так же интереснее!
Мы немного спустились вниз по реке, подальше от оживленного места на берегу, и Эсса привел меня в место, где река загибалась и в месте изгиба образовывалась небольшая заводь, тихая и прозрачная.
— Вот здесь хорошо ловить. Ее видно, она из общего течения выплывает иногда, прямо под палку!
— Ты не в первый раз здесь, да, Эсса?
— Конечно. — В его словах звучала гордость. — Я часто ловлю рыбку. Я хороший рыбак, если бы у меня была своя лодка, я мог бы ловить много рыбы и продавать. И заработал бы много денег, ни от кого не зависел бы. Но лодка стоит дорого, я никогда не заработаю на нее.
Он вошел в воду, наклонился и принялся высматривать рыбу. Я осталась на берегу, уселась на песке и гадала, как долго я выдержу нашу рыбалку. В животе урчало, и хотя я не хотела обижать мальчишку, но долго сидеть так не смогла бы. Неожиданно Эсса напрягся, взмахнул палкой и резко воткнул ее в воду. Когда он ее вытащил, на конце извивалась серебристая плоская рыба.
— Поймал! Есть!
Он вышел на берег, воткнул палку с рыбой в песок и стал скакать вокруг на одной ноге, прихлопывая в ладоши. Ну самый настоящий подросток, обыкновенный ребенок!
— Эсса, на сегодня нам ведь хватит, правда? Отдадим ее девочкам, пусть приготовят нам чтонибудь.
— Нет, нет! Мы ее зажарим! Это будет лучше всего, мадам.
Мы вернулись к рынку
— Мадам не понравилось? — спросил он в конце.
— Нет. Просто очень питательно. Я так много не осилю.
Я улыбнулась, и мы пошли в отель. По дороге я купила в чистой забегаловке при крупном отеле пиццу. Эсса ничего не сказал, но когда мы пришли в отель, попробовал лишь кусочек и отказался.
— Что, не нравится? — спросила я.
— Нравится. Просто я уже сыт, мой живот полон рыбой.
Лукавец. Даже глазом не моргнул. «Одинодин, о вкусах не спорят», — подумала я.
Эсса остался ночевать в комнате охранников. С того дня он вообще не уходил домой, так и жил под моим боком, каждую секунду ожидая зова, в полной готовности помочь. Иногда я разрешала ему смотреть телевизор в моем номере или читать книги. В один из таких дней я пыталась собрать воедино все собранные кусочки заметок, копаясь в статистике и сравнительном анализе. Эсса еще не ушел. Он сидел на диване и читал какуюто книгу. Время от времени мне приходилось прятать улыбку, отводя взгляд от его сосредоточенного лица с приоткрытым ртом, словно он увидел в учебнике чтото совершенно невообразимое.
«По данным ЮНИСЕФ шестьдесят из тысячи детей в Сенегале умирают в первый год жизни», — напечатала я на ноутбуке. Господи, это очень много. Шестеро из ста не доживают до года. Но это лучше, чем раньше. Лет двадцать назад цифра была иной — в первый год жизни умирал чуть ли не каждый седьмой ребенок. Эссе, получается, крупно повезло…
— Эсса, — отвлекла я его.
Он поднял голову, все еще витая мыслями в лабиринтах устройства живых существ.
— Ты всегда был таким худым?
— Да.
— Ты вот говорил както, что болел в детстве часто.
— Да.
— Может, изза этого такой худышка? Вроде питаешься нормально сейчас, а все равно не поправляешься.
Он засмеялся:
— Я родился вообще маленьким.
— В каком смысле? Маловесным?