Конунг. Человек с далеких островов
Шрифт:
Кровавым и неправедным путем пойдет мое сердце, путем одиночества. И этот мой путь закончится лишь тогда, когда я отправлюсь на великий покой. А ты, Аудун, мой единственный друг, останешься, быть может, моим другом и после моей смерти. Или, может, тогда ты предпочтешь стать моим недругом?
Дай мне напиться, Аудун, и позволь спокойно подумать, пусть тишина снизойдет на мое сердце, которое больше уже никогда не будет знать покоя. И пусть ко мне придет Симон.
У меня нет выбора, Аудун, или я объявлю себя конунгом или смерть.
В
Он говорил долго, иногда сильно волнуясь, держа людей в напряжении и внушая им уважение к самим себе. Вид у берестеников был жалкий — обмороженные, оборванные, они мало знали о человеке, говорившем с ними, а сам он ничего не сказал о себе. Но сказал, что надо послать двух человек к ярлу Биргиру и попросить у него оружия, — он полагает, что ярл согласится помочь им: в последний раз, когда он говорил с ярлом, конунг Эйстейн был еще жив и вряд ли кто-нибудь успел сообщить ярлу о поражении берестеников при Рэ и об их бегстве в Хамар в Вермаланде. Если ярл Биргир хочет, чтобы они были его друзьями, ему придется заплатить за эту дружбу, а с оружием ярла Биргира берестеники смогут снова начать борьбу.
Эти простые слова мог сказать, кто угодно, но мало кто мог произнести их таким голосом. Наверное, Сверрир не без умысла не стал говорить людям того, что они хотели бы услышать. Надежды этих людей были разбиты, и на их исхудавших лицах особенно проступала усталость. Но вот Сверрир возвысил голос, этот голос словно ястреб упал на людей, впился когтями в их измученные души и уже до самой своей смерти они не могли забыть его. Сверрир приподнялся на носках и поднял руки, как будто уперся в небо двумя мечами, площадь тинга окружали высокие скалы. Потом он опустился и сжался, словно придавленный к земле непосильной ношей. Наконец он снова выпрямился и крикнул людям:
— С Божьей помощью мы одолеем все, я отдаю себя Его власти, осененный Его светом, я осмеливаюсь обратиться к вам и сказать: Мой путь или смерть!
Именно эти слова конунг Олав Святой сказал во сне моей матери: Мой путь или смерть! Она долго скрывала от меня их и все, что ей было сказано, когда она была в Ромаборге и исповедалась там самому папе. Мой сын — сын конунга, сказала она первому священнику, которому исповедалась. Только там, в святом городе, она осмелилась признаться святой церкви в грехе своей молодости. Но священник не решился сам принять ее исповедь и отвел ее к тому, кто имел более высокий сан. Он отвел ее к епископу, а уже тот, в свою очередь, к самому папе, и этот святой отец отпустил смиренной женщине ее грехи и сказал: Поезжай домой и открой правду своему сыну. Но тогда
Ты должна поехать домой к сыну и открыть ему правду, сказал папа и в гневе отвернулся от нее потому, что она, простая женщина из бедной Норвегии, осмелилась усомниться в справедливости и мудрости его слов. Но она осмелилась, ибо знала: путь сына конунга легко может оказаться кровавым. Она осмелилась, ибо знала: неугодная Богу война между братьями всегда бывает кровавой. Она осмелилась, ибо как мать не хотела, чтобы ее сын вел сражения.
Но тогда к ней явился тот, кто был святее самого святого папы в Ромаборге. Святой конунг Олав явился к ней от самого престола Господня. Он сказал моей матери: Мой путь или смерть! И она поняла, что это будет не смерть, а бессмертие. Пойти его путем — означало последовать за ним к своему сыну, чтобы рассказать ему правду о его отце. И она последовала за конунгом Олавом Святым, который привел ее ко мне.
И когда она, стоя передо мной, открыла мне правду, я почувствовал его присутствие. И когда она наклонилась, поцеловала меня и сказала, что это материнский поцелуй и материнское благословение перед тем, как я обращусь за благословением к Господу Богу, я почувствовал, что Олав Святой тоже наклонился и поцеловал меня. И он сказал: Мой путь или смерть!
Мой путь или смерть! Не смерть в жалком доме земного царства, но бессмертие. Ступай моим путем или прими смерть! Ступай моим путем, сын конунга, с голых норвежских островов, лежащих на западе! У тебя есть право наследства, Бог дал тебе особый дар, и, если ты изменишь, этому дару, будешь во искупление грехов гореть в вечном огне! Мой путь или смерть!
Сегодня ночью мне приснился сон. До этого я долгие дни и годы мучился сомнением, не зная, должен ли я потребовать то, что в этой стране принадлежит мне по праву. Я понимал, что мне придется пройти через кровь. И эта кровь может оказаться моей собственной. Понимал, что мне придется пожертвовать также и кровью своих друзей, пожертвовать правдой и прибегнуть к обману, если я хочу одолеть бесчестного врага. Я думал, не лучше ли мне отправиться на корабле в Йорсалир и там преклонить колени перед могилой Спасителя, а уж потом, вернувшись домой, спросить у Бога, должен ли я объявить себя конунгом этой страны или нет? До нынешнего вечера меня мучили сомнения.
Тогда они все пришли ко мне. Мой добрый друг Сигурд пришел и сказал: Или ты, Сверрир, или смерть! Мой добрый друг Симон, священник с Сельи, обладающий глубокой мудростью и огненной волей, пришел ко мне и сказал: Или ты, Сверрир, или смерть! Все они пришли ко мне, пришел Аудун, мой друг, родившийся на тех же островах, что и я. Он прижался ухом к моей груди и сказал: В твоем дыхании я слышу дыхание конунга Олава Святого, я слышу, как в твоем сердце бьется его сердце. Или ты, Сверрир, или смерть!
Они все пришли ко мне, пришла Сесилия, моя любимая сестра, изгнанная из своего дома в Оркадале человеком, который, не имея на то права, повелевает Норвегией. Она пришла и сказала: Объяви себя конунгом, Сверрир, или смерть! Все они явились ко мне, один нес на плечах ребенка, его зовут Хагбард, он уже очень давно носит своего сына по пустошам и полям, обагренным кровью. Он сказал: Объяви себя конунгом, Сверрир, или смерть! И Бернард из прекрасной страны франков, человек редкой мудрости и редкой доброты, истинный ученик Иисуса среди нас, слуга того Духа, которого наш бедный дух даже не в силах постичь, пришел ко мне и сказал: Или ты, Сверрир, или смерть!