Конверт из Шанхая
Шрифт:
– Так. А двери раскрытые имеются? – вместо ответа продолжил допрашивать товарищ прокурора. – То есть те, что должны были быть заперты, но оказались не заперты?
– Имеются! – вздохнул Арсений Игнатьевич. – Как раз в тамбуре того вагона. В том, что к ресторану примыкает.
– Ладно, вы, если что вспомните…
– Да чего тут вспоминать? – удивился такому вопросу официант. – Он же трое суток под одеялом лежал. Принесешь ему затребованное и за дверь. Что вчера было, вы большей частью сами видели. Разве что после того, как все разошлись, перестал «Всем шампанского!» кричать.
– Можно я спрошу? – я посчитала правильным
– Не было, – без заминки сказал официант и сам же сделал вывод, – либо не донес, либо сам туда не дошел.
– Скорее последнее, – согласилась я. – И самый последний вопрос: во сколько он ушел из ресторана?
– Около двух, точнее не скажу.
– Хорошо. По этому поводу вопросы у нас закончились, – то ли спросил, то ли подвел итог Иван Порфирьевич. – Арсений Игнатьевич, что по второму пропавшему?
– Сейчас напарника евонного позову.
Пришел тот железнодорожник, что гордился особым ключом от багажного вагона. Был он сильно растерян и удручен.
– Расскажите, как ваш напарник пропал, – помог ему начать Иван Порфирьевич.
– Нам положено по очереди в вагоне дежурить. На случай, если на станции багаж принять придется. Но я знал, что до самого утра нигде ничего принимать будет не нужно. Ни разу такого не бывало. Вот мы оба и спали у себя. Точнее, я спал. А Павел так все куда-то бегал.
– Куда?
– Я не спрашивал. Думал, может, животом мается, так чего лезть? Он, может, и чаще выходил, да я не всякий раз просыпался.
– То есть он не особо скрывался, что выходит?
– Да с чего ему скрываться? Особо не шумел, понимал, что человек спит. Но и не скрытничал.
– Хорошо. А как вы обнаружили его исчезновение? И когда видели в последний раз?
– Последний раз точно помню. На станции… Камышлов. Станция большая, там мог кто и подсесть, и багаж могли сдавать. Павел как раз за минуту до нее снова пошел… ну пошел куда-то. Я ему и сказал, мол, ты присмотри, если вдруг что, зови. И уснул, а раз никто меня не звал, так и не просыпался больше. А уж тут, на последней станции, пора пришла вставать. Пашки не было, пришлось одному работу исполнять. Думаю, совсем у него дела плохи с животом, а раз дел немного, то и без него обойдусь. Ну и обошелся. К себе возвернулся, его опять нет. Подождал и пошел искать. Нет нигде! Я еще с полчаса ждал, потом сызнова все обошел и доложил Арсению Игнатьевичу. Так я пошел? А то скоро снова станция.
– Подождите, – остановила его я. – Вы вот говорили, что от вашего вагона, где багаж везут, ключ особенный?
– Верно. Никакой другой не подойдет.
– А Павел его брал, когда уходил ночью?
– Да зачем он ему там? Ну там, куда ему надобно было?
– А на той станции? Там же могла в нем нужда случиться?
Железнодорожник задумался.
– Нет, и там не брал.
– Точно? – еще раз переспросил Иван Порфирьевич.
– Точно не брал. Я уж барышне давеча сказывал, а она сейчас припомнила, что ключ у нас особый. И место ему особое определено. Напротив моей головы получается, в ящичке на стене. Так вот не мог я не заметить, чтобы Пашка ключ бы взял. Опять же он поутру, где ему и положено, находился. Ключ то есть, а не Пашка. Тот вон пропал, а ключ никуда не пропадал. Я, может, чего другого и не услышал бы, но как ключ берут или обратно вешают, обязательно услышал бы.
– Арсений
– А то как же? Рабочих из депо принимал, тех, кто вам окно чинил. А если вы про Пашку спросить хотели, видал я его или нет, так видал. Был он на перроне. Но нужды в нем не было, так я за ним и не следил.
– Можете сказать, как он вел себя?
– Это в каком, значит, смысле? Что делал? Походил, папиросу выкурил.
– Ничего необычного не было в его поведении?
– Разве что за живот хватался. Может, и взаправду маялся?
– Хорошо. А вы видели, как он обратно в вагон поднимался?
– Нет. Не видел.
– А кто мог видеть?
– Проводник из второго класса. Позвать?
– Зовите. А вы, – Иван Порфирьевич повернулся к переминающемуся с ноги на ногу железнодорожнику из багажного вагона, – можете идти, спасибо вам за разъяснения.
Проводник из второго класса ничего нового не сказал. Да, видел Павла на перроне, а вот садился ли он обратно в вагон, не видел. Иван Порфирьевич еще расспросил Арсения Игнатьевича про личность этого Павла, но знали о нем мало. То, что на железную дорогу только что принят, да что первый раз в рейсе. Вел себя вроде правильно, напарника слушался, понимая, что тот опытнее и что старшим назначен. Вина не пил. Говорил мало, а о себе так и совсем чуть. Единственное значимое замечание состояло в том, что мелькали у него в разговоре блатные словечки. Но этим многие грешили.
Пассажиры потянулись завтракать, нам пока есть не хотелось, вернее, не до еды нам было сейчас, и мы прошли обратно в свое купе. Поручик по пути свернул к себе, ему вскоре пора было менять своего товарища в устроенной нами засаде.
24
– Ну и кто что думает? Какие у кого мысли? – почти весело обратился к нам господин Еренев.
– Иван Порфирьевич, а вы думаете, что один из двух пропавших и есть наш преступник? – догадался дедушка.
– Очень может быть, – согласился Еренев. – Я, по правде говоря, насчет этого Павла – Истомин его фамилия – запрос сделал, но ответа еще не получил.
– То есть его вы более других подозревали? – не унимался мой дед.
– Почему бы и нет? Следует он из Иркутска, а это, как вы помните, дополнительный повод для подозрений. Кто он таков, толком неизвестно, но, едва попав на железную дорогу, оказался именно в этом привилегированном поезде. Имел возможность перемещаться по вагонам свободно. Мог – это ему сделать было все же проще, чем любому пассажиру, – универсальный ключ раздобыть. Возможно, в прошлом был связан с криминальными элементами. Этой ночью вел себя странно и несколько раз отлучался. Наконец, сам факт его исчезновения! Неужто этого мало?
– Но ведь и купец исчез? – решил до конца не сдаваться дедушка.
– Исчез. И он тоже мог бы, если вы к этому клоните, Афанасий Николаевич, подойти на роль преступника. Шута горохового и пьяницу мог разыграть. Ну и по поезду по ночам разгуливать мог. Одно непонятно: лежал-лежал, скрытничал, потом взял и устроил своей персоне повышенное внимание кутежом и шумом. С нормальным положением дел, то есть с тем, что он не является преступником, это как-то правильнее согласуется.
– Может, он, привлекая к себе внимание, отвлечь нас от чего-то хотел? – гнул свою линию дедушка. – Но главное не в том. Ехать ему до конца, а он вдруг исчез.